Сегодня я впервые спокойно уснула после недели ночных дежурств возле болеющей дочки, помноженных на собственную боль, антибиотики и душевный упадок.
Последнее, что я вчера сделала — отправила папе сообщение. Чтобы утром прочитать лаконично-бодрое:
«Дела хороши. Мы вас любим. Почмокай от нас Цыпленка».
Словно кто-то большой и добрый накрыл мягким одеялом. И мне, очень взрослой девочке, за много тысяч километров, тепло и спокойно. За себя и за дочку.
Сообщение от папы – привет из счастья. Да весь он — огромное счастье и везение. И это ощущение никак не получается разложить на составляющие. Я просто зарываюсь в эти отрывки, лоскутки воспоминаний…
****
Воскресные утра – время блинов. Папа всегда просыпается первым, а затем уже прибегаем мы, таскаем горячие блинчики (мне без масла, пожалуйста!), которые никак не накапливаются на тарелке. А папа добродушно ворчит.
Вот папа паяет, а мы с братом рядом, играем со «штучками» — транзисторами, резисторами и кучей других восхитительных игрушек. Удивительно, я до сих пор в деталях помню, как они выглядели.
А вот странный ушастый аппарат, который провел с нами все детство, и волшебные слова – проявитель, закрепитель… Фотоаппарат, старенький ФЭД. Ванночки, темнота… И черно-белые отпечатки нашего детства и юности родителей.
Но образ папы не состоит из сахарно-розовых открыток. Страницы с темными пятнами еще крепче врезаются в память.
Мы валяемся на диване, делаем упражнения по яркой книжке с ребусами. Развиваем память и логическое мышление. Мне года три-четыре. И если честно, то мне очень сложно. Странно, но я помню это ощущение. Логика — до сих пор не моя сильная сторона. Но помню и то, что бросать не хочется, ведь с папой ужасно интересно.
Вот я постарше, мы мчимся на мотоцикле с коляской мимо полей с картошкой и кукурузой. Не кататься едем, а работать, сажать овощи. На дворе трудные 90-е. Конечно, играть с друзьями веселее, но папа с нами. Это примиряет с действительностью.
Вот я гордо показываю ему свое стихотворение, в памяти сохранились строчки:
….Окончен бал, погасли свечи,
С тобой мы замыкаем круг,
И ты мне говоришь: «До встречи»…
И получаю осторожное, но беспощадное в своей откровенности объяснение про клише, штампы, смыслы, идеи и прочие тонкости, о которых я как-то не задумывалась (рифма ведь есть!)
А вот папа привез мне платье для праздника из командировки в Москву, нашел и выбрал по своему вкусу. Специально носился по городу. Оно показалось мне… ужасным.
Примерила и рыдала. Не от разочарования. От внутреннего конфликта. Подросток, я ни за что не могла пойти на праздник в этом платье. Но необходимость обидеть папу причиняла почти физическую боль. Так и стояла, размазывая слезы. Папа, конечно же, не понял. Думал, что рыдала из-за платья.
Через много лет я отправляюсь на Приполярный Урал с едва знакомыми геологами. Все уже давно решено. Просто мне нужны деньги, именно поэтому я посвящаю папу в свой план. Ведь мне 20 лет, и я поеду в любом случае. И папа говорит: «У меня ощущение, что я своими руками отправляю тебя в ад. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». И дает деньги. И молча переживает. Месяц автономного похода. Совсем без связи. Только сейчас я в состоянии осознать, как он переживал.
…А вот я уже совсем взрослая. И уезжаю в другую страну. Как обычно, папа не позволяет себе вслух осудить или не одобрить. Просто говорит: «Ты у меня такая беззащитная. Не позволяй себя обижать»…
Очень много всего произошло с тех пор. Обычная взрослая жизнь – было больно, было счастливо. Мой кораблик часто меняет курс, сбивается с пути, переживает один шторм за другим.
Но папа – по-прежнему и навсегда, мой любимый смотритель маяка. Моя защита, моя поддержка, мое тепло.
Я перечитываю сообщение, улыбаюсь, целую Цыпленка. И начинаю новый, хороший день.