АВТОР: АННА АРКАДЬЕВА
Фотография: Рамон Серрано
Они сидели и разговаривали за стеклянной витриной, когда поняли, что на них кто-то пристально смотрит. Оттуда, с горящей солнцем улицы.
Они оглянулись.
За стеклом стояла маленькая цапля. Она уткнула удивленно приоткрытый клюв в витрину и, казалось, заинтересованно слушала человечий разговор.
Мать и сын выбежали наружу, на гулкие плиты. Цапленок не смутился и начал рассматривать новых знакомых, а они – его. «Человек есть существо о двух ногах и без перьев», — припомнилось матери откуда-то. В самом деле, ну что нас разделяет? Перья – это не так уж важно.
Цапленок попозировал на камеру телефона и, ловко шлепая крупными оранжевыми лапами, отправился в магазины через дорогу. Дорога была единственная, поток машин – нескончаемый, но четырехколесные железные громады мягко остановились, как по команде, и дали пройти доверчивому пернатому. Птица невозмутимо преодолела улицу и отправилась бродить по двум этажам здания, стоявшего напротив.
По ту сторону, где остались женщина и ребенок, между домами раскинулось огромное озеро. Берега обрамляли мангровые заросли, а посреди озера торчали голые стволы, когда-то бывшие деревьями: озеро решило расширить свои владения, не посчитавшись ни с чем. В озере водились чудесные маленькие рыбки переливчатого окраса, к ним-то и потащил ребенок маму. Надо было обогнуть заграждение, поставленное явно только для того, чтоб в озеро не попадали по вечерам подгулявшие туристы из местных баров: все остальные перепрыгивали через металлический забор или обходили его, чтобы постоять на берегу. Рыбки любили есть крошки от булок и печенья, за процессом кормления снисходительно наблюдали жадные озерные птицы: как же, кто-то откармливает их будущую добычу! Потомком одной из этих разномастных птиц, видимо, и был наш цапленок. Вот только ему наскучило сидеть и ждать, пока вынырнет поближе к поверхности беспечная рыба, и решил он отправиться в путешествие в большой и интересный мир… как и те люди, которых он встретил сегодня.
***
Можно было бы и дальше идти вдоль дороги и смотреть: вот компания собралась снимать папайи с дерева. Один залез и сбивает, шестеро с криками разбегаются, в том числе на дорогу, где им возмущенно гудят дорогие кабриолеты и обшарпанные, но еще добротные старые пикапы. Вот еще один полез на соседнее дерево за кокосом. Но там оказалось гнездо какой-то немаленькой птицы, и вот она уже в который раз отважно пикирует на курчавую голову незадачливого любителя кокосов, он машет руками и только чудом не падает на землю. Вот грузовик привез в одном кузове деревья и людей, и люди в рабочих жилетах делают диковинное: выкапывают огромные деревья, посаженные когда-то в «клумбы» посреди тротуара, таскают их в кузов, из кузова выгружают деревца поменьше и отправляют их в опустевшие квадраты земли. С одной стороны – понятно: когда посреди и так не широкого тротуара растут в ряд большие пальмы — тут неудобно ходить и новому знакомцу-цапленку. Но менять одни деревья на другие, которые тоже вырастут…
— Коррупция, — пояснил темнокожий сморщенный старожил, проходивший мимо работников и скептически оглядевший кузов грузовика. Мать и сын, уже понимавшие большую часть местной речи, но сами не говорившие, согласно закивали. – Деньги на благоустройство вот так тратят, вместо того чтоб настоящим делом заняться. Видели вон тот новый тротуар? Кто по нему может пройти?
Тротуар по другую сторону дороги, действительно, был чрезвычайно узок. Как на грех, по нему именно в этот момент собрался пройтись вольно гулявший поросенок. Разумеется, он свалился на дорогу, издав жуткий визг, и на помощь ему, растоптав молодые кусты, поспешили из зарослей его братья, сестры и весьма корпулентные родители.
— Идем-ка домой, — мама взяла сына за руку. Знакомиться с большими разозленными свинками ей точно не хотелось. А сыну хотелось, но — пришлось подчиниться.
***
— Нагулялись? – радостно встретил их отец. Сын, подпрыгнув и чмокнув отца в щеку, умчался в свою новую комнату. Они переехали на днях, и восьмилетнему мальчишке не терпелось расставить все игрушки. Родители сели на высокие стулья рядом со столиком-«баром», налили кофе. За окном внезапно налетел ветер, принес тучи и хлынул дождь, после жаркого полудня было так приятно вслушиваться в стук капель…
…Вот как она услышала? Не было ни крика, ничего. Сын всегда играл громко: разговаривал с игрушками и за игрушки, то шептал, то кричал…И тут вдруг, посреди его игры, послышалось тихое и спокойное: «Ой…»
Но мать сразу побледнела и влетела в комнату.
Сын сидел на полу, удивленно глядя перед собой. Из огромной раны на голове пульсирующим фонтаном вырывалась кровь. Прямо над ним был острый угол пластиковой рамы, теперь алый по белому. Малыш просто открыл раму, чтоб что-то повесить для игры на ее ручку, сел на пол, забыл про нее и резко встал…
— Собирай документы! – крикнула мать отцу и в секунду оказалась на улице. Муж зажимал рану и кричал ей вслед что-то недоуменное, она не разобрала. Только вчера говорили о том, как поступать, если стрясется что-то экстренное: ни друзей поблизости, ни языка, ни машины… Она поскользнулась в луже, растекшейся по причудливому декоративному покрытию единственной тропинки, ведущей из виллы, поднялась, помчалась дальше. Улица была пустынна, такой дождь заставил неторопливых жителей переждать его где-то на обочинах, а то и в баре: «сухого закона» в стране не было. И вдруг послышался звук колес… Она выбежала на дорогу, замахала руками. Машина остановилась. «Ребенок, срочно, в эмерхенсию!» — выпалила она все, что пришло на ум. Водитель, молодой смуглый парень, кивнул и мгновенно зарулил во двор. Она добежала до квартиры, через минуту все втроем были в машине – мать, отец и на отцовских руках бледный мальчишка в одних домашних штанах. Машина была полна таких же, как водитель, молодых прилично одетых ребят, но они под дождем вынесли какое-то оборудование, которое везли с собой, в багажник, и умудрились так потесниться, что поместились все. Конечно, в другой ситуации можно было сообразить кому-то из родителей остаться, но сейчас было не до того.
— Сынок? – обернулась к ребенку мать?
На бледном лице ребенка глаза горели озорно и весело, и сын произнес на местном языке:
— ПРИКЛЮЧЕНИЕ!
Ребята довезли семью до ближайшей больницы, помогли вынести ребенка, проводили и трогательно, с пожеланиями скорее выздороветь, распрощались.
В больнице оказалось очень холодно, кондиционеры работали во всю мощь, но молоденькие медсестры всем видом показывали, как им жарко. Юная смуглая доктор быстро осмотрела мальчишку, выслушала родителей, удивилась, почему кровотечение, выглядевшее таким опасным, уже прекратилось, и объяснила, что рану сейчас зашьют. Края раны обработала обезболивающим, и ребенок поминутно спрашивал:
— А почему не больно? А когда будет? А почему я ничего не чувствую? А сейчас шьют или нет?
— Ох и болтушка, — засмеялась доктор. – А теперь…
— Домой? – спросила мать.
— Нет, подождите домой. Рана глубокая, нужно обследоваться полностью.
— Ура, у меня будет фотография черепа! — запрыгал ребенок и очень расстроился, когда ему велели не прыгать, не бегать и даже не ходить под вновь засиявшее за окнами солнце.
***
— А мы на чем домой поедем? – мальчишка ощупывал на ходу свежий шов («да не трогай, горе ты моё…») и будто нечаянно норовил измерить все лужи.
— На автобусе, — ответил отец и огляделся. Они еще не ездили здесь на автобусе. Привычной остановки не было, люди стояли спокойно, не нервничая, не глядя на часы.
Автобус подъехал на полной скорости и резко затормозил. Из него на одной руке свесился кондуктор:
— Залезаем! Залезаем! Скорее! Едем…
Он весело и звонко перечислял районы, в которые пойдет автобус, призывно махая не только рукой, но и ногой.
Семья зашла, мальчишку усадили на сиденье, сами решили постоять. Тем более что открыты были не только форточки, но и двери, и мать побоялась, что ребенка сдует из автобуса.
Автобус быстро заполнился людьми вплотную друг к другу. Никто не дрался, не ругался, хотя проход был рассчитан явно на одного человека, а в нем умещались с двух сторон люди, и еще надо было как-то входить и выходить…
Они резко тронулись с места. Автобус шел быстро, на остановках они ждали каждого человека, и тот вовсе не обязательно бежал. Кондуктор каждый раз быстро собирал плату за проезд, а оставшуюся дорогу бесстрашно висел наружу из автобуса на одной руке, точно так, как они его увидели. А на остановках зазывал всех проходящих:
— Бабуля, бабуля, вас ждем, моя дорогая! Парень, некогда думать, садись в автобус! Эй, блондинка, поехали с нами! Все сели? А ты куда идешь, надо с нами ехать! И на пляж едем, кто на пляж едет?
У водителя всю дорогу звучала задорная музыка, ноги сами пускались в пляс. На одной песне начал приплясывать весь автобус. «Включи погромче!» — крикнул кондуктор водителю, и все , будто только и ждали, начали приплясывать и отбивать ритм кто по чему мог. Восьмилетний белый мальчик , словно не веря такому счастью, оглядывался и так и не решился присоединиться к веселью. Его отец смеялся. У матери по щекам текли слезы.
***
— Нет, мы домой идем, и верни на место кепку! — настаивала мать. Еще суток не прошло, как ты …
— Попал в приключение! – радостно ответствовал сын, скармливая рыбам вторую булку из трех, купленных к чаю. – Зато теперь мы знаем, где больница и как туда ехать. А помнишь, папа спрашивал всё, как ты нашла машину и как объяснила, что надо делать?
— Солнышко, ну вокруг же люди, — засмеялась мать, прижимаясь к ограждению и пропуская рабочего с пальмой наперевес. – Что они думают, когда видят растрепанную тетеньку, которая машет руками посреди дороги? Разумеется – что что-то случилось и надо помочь. А машина… Я не знаю, кто это и почему они ехали мимо нашей виллы. Такое вот маленькое чудо, наверное.
— Здравствуйте! – вдруг окликнул ее радостно, как родную, какой-то человек, выходящий из машины с документами в руках. – Ну, как ваш мальчик?
— Хорошо, а что… — начала она было и замолчала. Она ведь вчера даже не разглядела лиц. Значит, эти вчерашние ребята были молодыми специалистами, как-то задействованными в этой всей перестройке улицы, и вчера в дождь, единственные во всем квартале, ехали не просто так, а потому, что это было срочно нужно. Но ради нее и ее сына – поменяли планы, свернули, отвезли их в больницу и только потом вернулись к свои делам.
— Всё хорошо, ему намного лучше! – она тщательно выговаривала слова на новом языке и улыбалась, широко-широко, как местные, потому что — наверное , впервые в жизни — не могла не улыбаться.
— Слава Богу! – широко заулыбался парень. Он подозвал кого-то, выглядящего расторопнее прочих, передал ему бумаги, что-то скомандовал и сел обратно в машину. Внезапно образовалась пробка : кто-то на мотоцикле неумело вывернул через глубокую лужу, налитую вчерашним дождем. За его машиной встала и загудела другая. На ее стекле была надпись: «Выхожу с Богом, и если я не вернусь – это значит, что я ушел с ним».
Она смотрела вслед удаляющимся машинам и понимала, что хочет остаться в этой стране – с молодыми девочками-докторами, не боящимися холода, с отзывчивыми ребятами, которые бросят все, чтобы помочь человеку, со смешными, неграмотными работягами, которые, как только уехал проверяющий, быстро расселись у ограждения, достали сигареты и начали болтать, с людьми, которые торопятся на помощь и не торопятся на остальное, и широко улыбаются, и верят, что даже если случится что-то непоправимое – то мы просто уйдем туда, где точно не хуже, чем здесь, где, наверное, тоже есть море и солнце.
Она хотела остаться здесь.
А сын хотел кормить рыбок.
А цапля хотела их съесть, этих серебрящихся на солнце рыбок.
Но не могла, потому что на берегу стоял маленький человек, на двух ногах, без перьев и в кепке. Он сурово грозил ей кулаком и что-то покрикивал на непонятном для местных цапель языке.