АВТОР: ОЛЕГ БАТЛУК , ПИСАТЕЛЬ, АВТОР КНИГИ «ЗАПИСКИ НЕ РИМСКОГО ПАПЫ», КНИГА НА ЛИТРЕС И НА BOOKMATE
ФОТОГРАФИЯ: ALICJA BRODOWICZ
В декабрьских сумерках кто-то рисует город акварелью. Смазываются очертания, становятся неуверенными углы, крыши домов врастают в небо, или это небо стекает на крыши опрокинутыми чернилами.
Голуби привычно клюют крошки с асфальта. Вот только асфальт покрылся льдом, так что голуби клюют лед, думая, что клюют крошки.
Неподалеку от меня на остановке стоит человек, точнее, эпилог человека: амбрэ из его амбразуры заставляет воздух вокруг пьяно завихряться, человек стоит на трех опорах, на двух ногах плюс на невидимой третьей, на которую он слишком самонадеянно опирается, отчего заметно кренится. Человек, судя по вытекшим в никуда глазам, не уверен, на каком он свете, все еще на этом или уже все-таки на том. Рядом с человеком дерево. Его ветки воздеты в безлиственной молитве. Человек с деревом в чем-то похожи.
Подъезжает троллейбус, старик, это видно по беспричинным жалобам колес. Я захожу в салон один. Ни человек, ни дерево за мной не следуют.
Снаружи в витринах магазинов город ощетинивается новогодними елками. Пассажиры смотрят перед собой. Окна мелькающих мимо домов смотрят перед собой. В городе, где нет горизонта, все смотрят перед собой.
Светофор на перекрестке навязчиво гипнотизирует меня болезненным ячменем красного. Я заметил, что с годами красный горит все дольше.
Что я делаю? Я снова пытаюсь удержать клубок за нитку. Весь этот carpe diem, вера в то, что концентрация на «здесь» и «сейчас» способна удержать здесь и сейчас, желание получить на руки закрытый аккуратный гештальт под ключ, принятый всеми комиссиями, приводят лишь к одному: к свисту времени в проводах, к дням, неотличимым от дней, к одинаковой одинаковости. Мы бежим вдоль недели в надежде поймать жар-птицу, а нам попадаются одни голуби будней, те, что пытаются выклевать из-подо льда крошки. Мы встаем каждое утро с решимостью увидеть чудо, с убеждением, что у нас есть на него право.
Но чудо — это привилегия ожидающих. Чудо — это ошибка судьбы. День вспыхнет и станет не похож на день, у голубя внезапно отрастет жар-птичий хвост, и где-нибудь между затрапезной средой и унылым четвергом вдруг пронесется горящий всеми окошками локомотив чуда, лишь когда на горе свистнет рак, когда Аннушка, наконец, возьмет себя в руки, растяпа, и ничего не прольет, когда на фабрике по производству закономерностей нажмут на девяносто девять положенных кнопок, а про сотую забудут. Чудо — процесс интимный, за эти ширмы заглядывать не принято.
Я выхожу из троллейбуса и отпускаю его с миром. Также я отпускаю с миром несовершенное чернильное небо, неказистые деревья в сквере, словно воткнутые в землю наоборот, корнями вверх, и абсолютно не запоминаемый сумрак пяти вечера.
Не существует идеального восприятия. Никакое мастерство, никакая термоядерная гуашь не помогут переписать мимолетную акварель жизни.
Пусть дни спокойно текут по моему водопроводу. Я уберу руку с крана и смирюсь со скоростью этой воды. И однажды в моей раковине всплывет золотая рыбка. Я знаю.