АВТОР: ЕКАТЕРИНА ФЕДОРОВА
ФОТОГРАФИЯ: ЕЛЕНА ЛИТВИНОВА, ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ЖУРНАЛА «НАШИ ДЕТИ»/ИНСТАГРАМ
Сколько бы лет ты не прожил в чужой стране, ты все равно останешься здесь иностранцем. Чтобы постичь местные нюансы: чем отличается ставрида зимняя от ставриды летней, какая рыба наиболее полезнее в Плеяды и прочее, и прочее, – на все на это требуется целая другая жизнь, которой у меня, в общем, нет. Нельзя родиться дважды.
Многие греческие мужчины – красавцы. Реконструкция рисунков древних ваз. Графика, вернувшаяся в плоть. Стать, миндальные глаза, аполлоновы носы, матовый прозрачный янтарь кожи, геракловы мускулы, густые античные волосы, свернутые в плотные завитки, как коврики на цыганской рапродаже. Но есть одна проблема – рост. Он, видите ли, небольшой. Скажем прямо – средний. Я без претензий – сама невеличка: метр шестьдесят пять. Как говорила наш хормейстер в музыкальной школе города Полярного Валентина Васильевна Письменная – «рост Венеры Милосской». Не знаю уж, почему она так решила. Сначала я думала, что Валентина Васильевна читает много книг по истории, а потом вспомнила, что она сама была метр шестьдесят пять, и как-то догадалась сопоставить эти факты.
Однажды, за дружеским греческим столом зашла речь о том, кто какого роста. Костас начал хвастаться первый:
– Метр семьдесят!
– И у меня, – вступил Михалис.
– Я тоже метр семьдесят! – заявляет Йоргос.
– Погодите, – не верю я своим ушам. – Во-первых. Вы все разные. Это видно невооруженным взглядом. Йоргос, ты выше Михалиса. Во-вторых. Костас, прости, дорогой, но ведь ты на полголовы ниже меня! Кто вас мерил?Друзья переглядываются, таинственно и сладко улыбаются, затягивают паузу.
– Понимаешь, такой рост нам записали в армии, на медкомиссии.
– Но… как? Зачем?
– Да черт его знает. Попросили медсестру, она и записала. Вообще у нас многие так. Бумаге – ничего, а греческой армии приятно!
Предрождественская кутерьма. В тавернах пестрота мясных блюд из птицы, свинины, козлятины, ягнятины. Корзины с горами горяченьких масляных поджаренных хлебов. Салаты, сыры, кувшины с вином. Все столики заняты. Заходят две старушки, сутулые и нежные, словно креветки. Брюки и блузки – выглажены, как у английской королевы, ни морщинки. Укладки – высокие и каменные, как у отличниц народного образования. Щеки яблочного цвета. Сухие полусогнутые коленки кузнечиков. Полуоблупившиеся лица закреплены архаической улыбкой. Голоса колеблет слабое тремоло.Сели за маленький столик в глубине зала, сбоку, не на виду. Заказали мусаку.
– Подождите, – не могу понять. – Но почему мусака? Они ведь бабушки?
– Бабушки.
– Греческие?
– Греческие.
– Но ведь для греческой бабушки мусака – это как для русской бабушки пельмени! Почему они не хотят поесть в таверне то, что неудобно делать дома?
– Катя. – объясняет мне Йоргос. – Это же вдовы. А мусака – вдовий деликатес.
Я все еще не понимаю. Я точно знаю, что философия старого человека базируется на приоритете домашнего перед покупным. А что эти бабушки – специалисты по мусаке, очевидно даже неофиту.
– Слушай. – вздыхает Йоргос. – Все очень просто. Повторяю. Эти пожилые дамы – вдовы. Печеное мясо с огня они не признают. То, что не приготовлено в кастрюле и в духовке – баловство. Их дети и внуки – выросли. Мусаку делают только противнями. Ну, и кто ее съест? Вот они и приходят в ресторан! Чтобы не расстраиваться, что придется выбрасывать остатки.
Нельзя родиться дважды, но удивляться, как новорожденный, миру каждый день – вот это человечеству по силам.