Человек зависим от погоды

Человек зависим от погоды. В солнечное время все люди – экстраверты, душа нараспашку, в сырой и туманный день – все наоборот. Хочется прилечь и отвернуться от мира к стенке. Но это нечасто людям удается.

Стояла в очереди в нашей районной булочной. Передо мной парень брал все. Купил залежавшийся новогодний пирогу василопиту, слоистый пирог с сыром, дрожжевой пирог с сыром и ветчиной, пирог с перцем, квадратную пиццу, ватрушки в юбочках из песочного теста – мелкие, на один укус.
Покупки ему укладывали в огромные пакеты две девушки в четыре руки. Еле успевали. Когда пакеты наполнились, он подошел к холодильникам, увидел там круглые, залитые матовой белой помадкой пирожные-башенки, увенчанные красной точкой на верхушке.

– Что это, что это? – разволновался парень. – Как они называются? – спрашивает у продавщицы.
– Не помню. Анна, как эти пирожные называются?
– Птифуры.
– Точно! Они! Птифуры. Мне их покупал дедушка. Одно время их перестали делать, это была такая трагедия…
– Почему трагедия?
– Потому что я реже вспоминал дедушку….

Сегодня день был сонный, пасмурный.Тот самый, в который человек не исполин эпохи Ренессанса, а средневековый комочек во вселенной. Воздух стоял свежий, кисловатый, творожистый. Озябшие рыночные торговцы закутались в шарфы, работали дежурно, без огонька. На прилавках только полезное: карие лакированные каштаны, пухлый миндаль «умеренной сочности», зеленые бархатные брокколи.

Прокопий устал за праздники от вина, постится, держит в руке бумажный стаканчик с кофе.
– Слышь, брат, ты же не любишь кофе? Зачем тебе стакан? – кричит ему Манолис.
– Чтобы не отвыкнуть. А тебе зачем столько денег?
– Чтобы их считать. – пожимает плечами Манолис.

Рыбные лотки скудноваты из-за превратностей погоды. Прокопий рекламирует товар постоянной покупательнице, заядлой, по ее собственному слову, рыбоедке:
– Покупайте наших водолазов. Вот лаврак. Умнейшая рыба! Не представляете, с каким трудом нам удалось его поймать… Чуть не ушел… Или кальмарики – смотрите, какие прелестные малыши. А сладкие! И вкус дают, и досуг… Пока почистишь, пожаришь… Поешь, помоешь сковородку, плиту, стены, вот день и прошел нескучно. Или возьмите эту рыбку, с усами. Усатых есть, как известно, приятнее…

Дождь перестает, улица внезапно освещается, как будто несмеяна наверху перестала плакать и распахнула с размаху ставни.

Настроение у Прокопия птицей взмывает к небу. Он ставит кофе на прилавок в лед и отправляется к Манолису. По его развязной силеновской ухмылке видно, что хулиган задумал подшутить над своим степенным добронравным товарищем.

– Смотри, брат. Ситуация. Одного плохого человека – бац! – пришибает бревном. Намертво. Что это значит?
– Ну… – трепещет суеверный Манолис. – Это значит, что Бог существует?
– Да… – давясь от смеха, соглашается Прокопий. – Или же… Или же это значит, что существуют бревна!

Высокие ломкие тени, которые всегда на шаг впереди тебя, всегда в будущем. Блеск южного сияния – не перламутрового и державного, как у северного, но зато теплого, живого. Мусические возгласы торговцев: «Апельсины! Невероятные апельсины, только гляньте! Не смотрите, ну хотя бы покоситесь»! И золотые шары в темном киоте старого прилавка.

Все это вызывает прилив наслаждения. Наслаждения недолговременного, но крепкого – такое ведь иногда случается – от чашки нелюбимого Прокопием кофе, бокала игристого вина или нечаянной вспышки вдохновения.