Автор: Лилит Мазикина, специально для «Ресурсная психология и психологическая реабилитация«
Фотография: Jone Reed
С подачи фрейдистов в психологии двадцатого века прижилась концепция, которую можно условно назвать “Мама виновата” — будто бы всё, что ни происходит в нашей жизни неприятного, имеет причины в отношениях с матерью и её поведении. Надо сказать, что есть множество случаев, когда причина именно такова. Но возведение этих случаев в абсолютную систему дало неприятные плоды.
Не стоит даже вспоминать те моменты, когда на отношения с матерью списывали травмы от перенесённого сексуального насилия. Но в двух аспектах превращение концепции “Мама виновата” в универсальную очень сильно навредило клиентам и психологов, и психиатров.
Когда советская учёная, психиатр Груня Сухарева обнаружила и описала аутизм, ей велели его “закрыть обратно”, поскольку он никак не вписывался ни в последствия известных врождённых повреждений, приводящих к умственной отсталости, ни в советскую идеологию, которая гласила, что любой ребёнок может быть социализирован должным образом силой коллектива. Звучит как дикость и кажется чисто раннесоветским вывертом. Однако вот же — на западе открытый аутизм немедленно был втиснут в концепцию “Мама виновата”, что привело к неверному подходу к реабилитации детей с этой особенностью развития.
В этой концепции детей с расстройствами аутического спектра рассматривали как пострадавших от эффекта холодной матери — матери, которая не выказывала достаточно принятия и привязанности к ребёнку. Поэтому “лечить” детей предполагалось психоанализом, по крайней мере, тех, кто мог хоть как-то говорить или воспринимать составные предложения.
Эта концепция даже сейчас является официальной во Франции, где не намерены отказываться от неё в пользу более эффективной и проверенной временем ABA-терапии и других практик реабилитации. Одни матери доверяют официальной концепции и вынуждены сдавать детей в интернаты, где с ними будут работать психоанализом (обычно безрезультатно), другие ищут способа избежать этого (и не оказаться под ударом соцслужб, которые обвинят в недостаточном уходе за ребёнком) и, как правило, выбирают уехать в другую страну, где ребёнок получит более современную и более эффективную помощь.
Что касается детей с аутизмом и холодностью матерей, такая корреляция действительно наблюдается, но причина и следствие ровно обратные: нейротипичным (то есть без аутизма) матерям трудно установить эмоциональную связь с ребёнком, если они не получают понятной им отдачи. Кроме того, многие матери сталкиваются с эффектом зловещей долины — эффект, который обычно связывают с куклами и роботами, но который проявляется и при общении с людьми с определёнными физическими и ментальными проблемами.
Второй вред, который нанесла концепция “Мама виновата” в середине двадцатого века, до сих пор разгребают психологи и психотерапевты нашего времени. У многих девочек-подростков наблюдается кризис, связанный с изменением тела и отношения общества к прежней девочке в новом теле. Девочки очень часто испытывают диссоциацию — чувство разделения личности и тела, и дисморфобию — чувство отторжения новой формы тела. Степень того и другого может варьировать от легчайшей до тяжелейшей.
Многие психологи и психоаналитики, оценивая переживаемый девочкой кризис сквозь призму представлений “Мама виновата”, заявляли, что дело в материнской ревности к расцвету дочери, которую девочка бессознательно ощущает. В качестве мер для преодоления кризиса матери предлагалось стать союзницей её расцвета, “принять её сексуальность”. Под последним предполагалось не спокойное отношение к подростковой мастурбации, например, а действия, которые подчеркнули бы привлекательность юной девушки для окружающих мужчин.
С одной стороны, подбор помады и кружевного белья мог льстить одним девочкам и успокаивать их, но с другой стороны, девочка, против которой, казалось, бунтует собственное тело или которая переживала отчуждение от собственного тела, сталкивалась ещё и с тем, что мать настаивала на привлечении как можно большего количества взглядов, полных вожделения. С учётом того, что на возраст 13-15 лет в жизни девочки обычно приходится самое большое количество домогательств (крайне далёких от выражения восхищения или от флирта — именно домогательств, часто в самом грязном виде), проблемы только усиливались.
Актриса Натали Портман вспоминает, что после фильма “Леон” ей хотелось слышать, как она смогла передать трагедию, а все вокруг обсуждали её соски, которые угадывались под майкой. Это было неприятно и тяжело. Клиентки психотерапевтов в наше время вторят ей: “Я хотела говорить о мире, о политике, которая тогда вдруг начала меня волновать, а меня знакомые спрашивали о поцелуях и свиданиях, а незнакомцы могли заговорить о моих лобковых волосах. Я возненавидела эти волосы, и не только их”. (Обобщающий пересказ).
Кроме того, представления о материнской ревности нанесли большую травму и матерям. С одной стороны, они чувствовали напряжённость дочери от мужского интереса в её сторону, и естественным порывом было защитить девочку и немного продлить её детство. С другой стороны, ей говорили, что она обязана подставить дочь под эти взгляды, невзирая на чувства девочки, и она послушно подставляла, потому что боялась искалечить дочь, чем ей угрожали из колонок психологов в журналах и пособий по девочкам-подросткам.
Всё внутри говорило матери, что её дочери плохо и мать ведёт себя не как союзница. Но стоило ей поддаться внутреннему голосу, и она получала обвиняющий хор, который расписывал муки её дочери в будущем — муки из-за её материнской ревности. Это очень сильно не способствовало душевному покою.
По счастью, в наше время, разбирая сложные отношения клиентов с родителями, психологи и психотерапевты намного осторожнее обращаются с концепцией “Мама виновата”. И психология, и психоанализ не стояли на месте и ушли далеко вперёд от своей колыбели. Но иногда можно наткнуться на обломок жестокой древности, вот почему стоит очень внимательно выбирать специалиста.