Старые вина, цветы новых песен… Это только кажется, что жизнь непрерывна. Мы живем не каждый миг. В длящемся настоящем… (подумалось вдруг, что бог мой, как удобно живется, например, англичанам, имеющим под рукой Present Continuous и прочие раздельные времена, в то время как в наш славянский глагол слиплись разнцветным пластелиновым комком грамматика, семантика, философия…). Так вот в длящемся настоящем отделить жизнь от смерти невозможно. Живое от мертвого отделяют воспоминания.
То, что зацементировала память, и есть дыхание жизни. То дыхание, что хвалит Господа. Воспоминания – спасательный круг, который выносит человека из лжи, наносного, вымышленного или случайно налипшего к биографии космического мусора.
У моего папы есть черта: он никогда не дарит подарки по договоренности. Только сюрприз. Строго. Критерий единственный: чем крупнее удивление, тем более ценен подарок. Высказанное желание – все равно что рассказанный сон: никогда не сбудется. Если одариваемый вслух обозначил предмет как нужный или полезный, значит, он вычеркнул его из категории потенциальных подарков. И запер в тоскливый карцер хозяйственного списка.
Императив, само собой, – но пасаран. Даже в его самой хрупкой, самой завуалированной форме. Наиучтивейшие кружева сослагательного наклонения, легкий выдох уст французского дамуазо или английского пэра, невесомый намек, непроизвольно вздернутая бровь – мгновенно караются остракизмом. Это главные враги сюрприза. Любое выражение желательности так же губительно для подарка, как соляная кислота для полотна Рембрандта.
Нет-нет. Папа должен сам догадаться, чего тебе хочется. Никаких подсказок и нейролингвистических манипуляций. Задача делится на четкий алгоритм: понять, найти, купить, пронести домой, спрятать – все в глубоком секрете, без профанных задержек с работы или утечек из белого, назубок известного семье, бюджета. Каждый раз папа выполняет миссию. Сосредоточенный, как Штирлиц, проницательный, как Фрейд, он подготавливает катарсис с упоением Эсхила.
Подарок в папином понимании – искристое шампанское. Тремоло счастья. Фейерверк истины. Мимолетная нежно-розовая пенка домашней гармонии. Одним словом – великое произведение искусства.
Естественно, такое творческое отношение к предмету свело папу со скорбями, знакомым любому поэту. Срежиссированное папой крещендо ожидания усиливало разочарование домочадцев, измученных хроническим неисполнением загаданного. Как часто мне случалось слышать расстроенный мамин голос, прерываемый беспорядочными шлепками новогодних шутих:– Вова! Вова. Ну зачем ты?! Сколько ра з я тебя просила не покупать бытовую технику?! Разве это подарок – робот-пылесос?! Я же говорила тебе, что хочу…
Папа пытался реабилитироваться. Не в его характере отступать. На 8 марта мама получала духи «Ив Сен Лоран» или тени «Шанель» самых спелых расцветок. Мама прикладывала к вискам смоченное в холодной воде полотенце. Она же буквально накануне давала понять папе, что хорошо бы не тратить деньги на пустяки… Купить что-нибудь менее эфемерное… Например, демисезонные сапоги. К тому же, от шибкого пряничного духа «Ив Сен-Лорана» у нее разыгрывалась мигрень. Выждав вежливые полгода, она потихоньку передавала забористый флакон мне. И люминесцентные тени тоже.
В своей малоудачной карьере дарителя, папа имел один-единственный успех. Но успех сногсшибательный. Успех его мечты. И моей — но об этом я узнала позже. В общем, он сделал лучший подарок в моей жизни.
Мне исполнилось четырнадцать, я гостила в деревне у бабушки с дедушкой. В день рождения папа привез мне из Ленинграда щенка.
Сейчас я понимаю, каких усилий это стоило. Доехать до деревни в те времена – квест. Сейчас хотя бы можно купить машину, как бы цинично не звучало это предложение. Тогда было нельзя – во-первых, деньги, во – вторых, очередь, дефицит. Поэтому изволь заранее приехать на Варшавский вокзал (какие-то изощренные садисты придумали отправлять дачный поезд до Гдова через два часа после закрытия метро). Угасая от тоски, наблюдать, как драгоценное, живое, чистое тело времени покрывается лишаями бессмысленного, никогда потом не оправдавшегося ожидания. Рядом страдали пенсионеры, навьюченные армейскими рюкзаками с провизией, вещами, лекарствами, – в деревнях не было дорог, а следовательно, магазинов.Объявление посадки – на самом неудобном пути, без платформы. Штурм сопревшего старого поезда, исцарапавшего гарью воздух. Страх не успеть занять место и простоять всю дорогу в гулком и грязном, как мусоропровод, тамбуре. Вагон, конечно же, «сидячий». Безобразное слово «сидячий» служило символом этой пытки – всю ночь лицом к лицу с такими же, как и ты, усталыми, распятыми на жестких креслах, храпящим, как мопсы, людьми.
Около шести утра поезд прибывал на нашу станцию. Пьяная проводница спала, не закрыв дверь в единственное в вагоне купе. Надо было самому разложить заклинивающие ступени. Шагнуть в рассвет. Смыть копоть бессонной ночи в сырой, сияющей фиолетовой органзе упавшего на землю облака. Заново окреститься в разбогатевшей росой траве. Лес был прохладен, гулок и пуст, как утренний музей. Тени сосен лопатками для торта разрезали песочное тело карьера на неравномерные, но аккуратные треугольники. Узкие листья ивы сочились гладким лаком. Пять верст по реке на лодке сквозь матовый шорох тумана . И вот, наконец, дом.
Я проснулась от того, что папа вошел в комнату. Он торжественно вручил подарок – пластмассовые голубые электронные часы, ценность которых превосходила любой, самый навороченный современный гаджет. Это был вход в другой мир. Билет на бал золушки. Десятый айфон можно купить. Голубые пластмассовые электронные часы надо было уметь достать. Когда восторги утихли, папа, смотря в сторону, между прочим сообщил, что меня ждут еще фрукты и сладкое. Я не вошла, а вплыла на кухню. Меня катило на ладье счастья.
Я сразу заметила стоящий на полу посылочный ящик. Ровно через секунду случилось лохнесское чудо, которому я стала свидетелем: из ящика появились мохнатые серые уши. Потом – черные блестки глаз. Взволнованный кожаный нос. Намечающаяся эспаньолка. Тонкая любопытная шея. Это был щенок цвергшнауцера, Денди.
Именно тогда состоялось мое детство. А через много лет выяснилось, что оно было счастливым. Это и был папин подарок: воспоминание длиной во всю жизнь. Рада, что дожила до возраста, когда смогла его принять.
Я верю в то, что люди могут меняться. Вот мой папа изменился. Стал другим человеком.Теперь папа интересуется мнением того, кому предназначается подарок.
Недавно он написал мне в мессенджер:– Что внук хочет на Новый год? Мы в магазине. Я маневрирую. Подбираю вежливые слова. Нетравмирующие формулировки.
– Только не оружие! …
Черт, нет, это как-то грубо, в лоб. Может, лучше так: «Папа. Больше всего Васе нравится «Лего». Или электронный конструктор «Знаток».
Жму на отправить.
Папин ответ краток:
– Поздно.
– Папа, – срываюсь на восклицательные знаки и капслок.
– Пожалуйста, поменяй! У него уже есть ружье и автомат!!!Папа уточняет:
– Дочка. Это снайперская винтовка.
Думает немного и разряжает контрольный:
– Стреляет шариками. Да, Катя! Я забыл сказать. Прицел – с подсветкой.
Главное – заселить мир воспоминаниями. И это лучший подарок, который можно сделать близким. Старые вина – цветы новых песен.