Наш дачный сосед Андрей, пятидесяти лет, покинутый женой ради закупок в «Ашане», стремительно забухал с нашим дачном соседом Ильей, двадцати лет, холостым. Наш участок ровно между ними.
— Совсем рядом рвануло, — пошутила жена.
Я ведь известный в округе хроник, меня не трогают из уважения к былым заслугам.
Полночь, а эти двое уже третий час ходят у меня под окнами, провожая друг друга по очереди.
— Никогда не женись! — в пятый раз наставляет младшего старший, испуганно озираясь.
Хоть до «Ашана» и далеко, вот только ночь женского рода, может и настучать из солидарности. Я почему-то не злюсь на них, а уютно кутаюсь в их полночные разговоры, которые забываются на лету.
Наконец на террасе у холостого Ильи включается свет (прямоугольник света ложится на мой потолок), и я облегченно выдыхаю: дошёл. За женатого Андрея я не волнуюсь: завтра с утра будет бодрячком таскать из машины пакеты, уворачиваясь от поцелуев и взглядов жены. Но потом непременно получит последним пакетом, когда его выдаст походка, точнее, эскиз к оной (в последнем пакете будет туалетная бумага, естественно).
Засыпать на даче — одно удовольствие. Сны стоят у изголовья наготове, как официанты. Можно даже выбирать сюжеты, чего изволите.
Ветки скребут по крыше, надеются напугать. Но даже Артем их не боится. «Знаешь, папа, что это такое? — Нет, сынок, что? — Фиксики». После минутки умиления записать на будущее: слишком много телевизора.
Снаружи затихает даже то, что и так молчало. Безответным лаем исповедуется луне собака.
Темнота здесь на разлив, практически задаром. В темноте без фонарей, без огней, без фар, без этого наглого городского фонового света, я теряю собственные очертания. Болит нога, после того как я споткнулся о кота Семена, который не уступил мне дорогу, выруливая из своей второстепенной ванной. Только это и отличает меня от привидения: боль —исключительно человеческая привилегия.
Означенный кот Семён гипнотизирует меня сквозь мрак: полночь, хозяин, третий ужин, вставай.