— Мама, я хочу омлет, как в садике!
— А можешь приготовить ёжики, которые нам дают на второе в садике?
— Мама, разве это кисель? В садике не такой.
Стоило моей дочке пойти в детский сад и не просто привыкнуть к нему, а всей душой полюбить, как я перестала дотягивать до идеалов, которые дочь из садика приносила.
— Заплети мне косичку так, как это делает Лидия Сергеевна (воспитатель номер один).
— Галина Петрован не разрешает ходить в кедах, только кроссовки (цитирует преподавателя физкультуры).
— Мама, как думаешь, я хорошо тяну носочки? Анне Петровне понравится? – репетирует дома танец для утренника.
— Дядя Сережа (дворник и охранник детского сада) попросил оставлять самокаты не у калитки, а около забора. Запомни, хорошо, мама?
— Мне нужны другие штаны. С этими я очень долго вожусь. Так сказала Ирина Николаевна (воспитатель номер два).
Каждый приход из детского сада добавлял пополнял список правил, которые моя дочь мне выдавала, не давая мне передохнуть от исполнения предыдущего. Мне казалось, нас в семье давно не трое (дочь, я и муж), а как минимум шестеро, если дворника дядю Сережу не считать за члена семьи, а воспринимать как гостя – все-таки его дочь цитировала всего один раз. Но вот Лидия Сергеевна — точно глава нашего рода. Как одеваться на утренник, что есть на завтрак, какую книжку нести в садик, какого цвета носки покупать и какого качества колготки лучше – на все дочь озвучивает мнение старшего воспитателя средней группы. Что там эта мама, которая накупила однотонных носочков со скидкой? Вот гольфы. Они и потеплее будут. И понаряднее. «Мама, купи гольфы! Гольфы так красиво смотрятся на девочке в платье!» — дочь даже руки сложила на груди так, как это делает Лидия Сергеевна. И добавила, стараясь копировать интонацию учителя:
— Платья. Ну в крайнем случае сарафанчик. Никаких брюк и тем более джинсов! Вы же девочки!
Это «Вы же девочки!» меня не просто возмущало— бесило.
— Отнеси чашку в раковину, — прошу дочь после завтрака в субботу.
— Потому что я – девочка, да?
— Можно еще бабочку пририсовать, — советую дочери заполнить пустое место на самодельной открытке к 8 марта.
— Бабочку, а не самолетик, потому что я девочка, да? И потому что открытка для тети, да?
— Давай причешемся! – привожу волосы дочери в порядок перед садом:
— Бегу, мама! Я же девочка. Не ходить же лохматой.
— А мальчику, значит, лохматым можно? – не выдерживаю я.
— Короткие стрижки. Никаких челок. Так и передайте родителям, — цитирует дочь Лидию Сергеевну и грозит пальчиком своему отражению в зеркале.
Потому когда на собрании перед поступлением в первый класс учитель сказала, что в холода девочки могут заменить синие юбки и сарафаны на синие классические брюки, я выдохнула: «ты же девочка, наконец, закончилось».
Да, закончилось. Но началось вот это:
— Валерия Степановна (имя первой учительницы) просила не давать мне с собой бутерброды, они пахнут на весь класс. Лучше яблочко. Оно и полезнее…
— Валерия Степановна говорит, что водолазка простит костюм. Купишь мне блузку с большим воротничком, хорошо? Валерия Степановна говорит, что нарядный воротник украшает ученицу.
— Валерия Степановна просит, чтобы у всех были тканевые пеналы, ее раздражает звук, когда мы всем классом крышки пеналов закрываем. А у нее нервы не железные, понимаешь, мама?
Итак, из нашей квартиры съехали воспитатели и детсадовский педагог физкультуры, но вместо них, с целым томом правил, просьб и мнений прибыла на постоянное место жительство дочкина учительница. Когда она вещала нам на первом родительском собрании, я поняла, что ничего нового не узнаю. Мне дома дочь давно все рассказала. И про недопустимость опозданий, и про сменку со светлой подошвой, и про телефоны, которые зло, и про то, как правильно заштриховывать рисунки… Валерия Степановна знала, во что мне стоит наряжать дочь на школьные праздники, должны ли быть завязки у шапки, стоит ли водить ее в бассейн, когда такой ветер на улице. Поэтому я удивилась, когда после Собрания Валерия Степановна попросила меня задержаться на пять минут.
Неужели, подготовлен новый свод правил, которые она еще не успела выдать моей дочери?
— Я, конечно, всего лишь учительница, — неожиданно начала оправдываться Валерия Степановна. – Я не могу претендовать ни на какую другую роль, кроме педагога.
Я насторожилась. К чему она клонит? Неужели и правда собирается к нам переехать?
— Но мне трудно, когда на любую мою просьбу, на любое замечание ваша дочь мне говорит: «А вот моя мама считает…», «А вот моя мама говорит…», «А вот моя мама думает, что…». Вы, конечно, для нее неоспоримый авторитет. Но пожалуйста, пусть она и меня учитывает…
Я не верила своим ушам. И волновалась, что учитель заметит корону, которая вдруг начала расти на моей голове.
— А то ведь уже весь класс мне отвечает, цитируя вас и вашу дочь:
— Но Mашина мама купила кеды… Машина мама то. Машина мама это… Знали бы вы, как сложно под всех подстраиваться…
Я кивнула. Ведь я знала. Знала как никто.