17 октября в России впервые праздновался День Отца.
Отец в нашей культуре — фигура отчасти фольклорная, сродни домовому: все про него слышали, но ничего определённого сказать не могут. Вроде бы отцы водятся в семьях, но это не точно.
«Мы — поколение мужчин, воспитанное женщинами», как сказал про нас Брэд Питт в «Бойцовском клубе». У нас преобладает довлатовский тип отцовства:
«Горбовский, многодетный отец, рассказывал:
– Иду вечером домой. Смотрю – в грязи играют дети. Присмотрелся – мои».
Отец если и герой, то анекдотов. Или мультиков. Неумеха осьминог, перепутавший своих осьминожек. Сами о себе мы так, конечно, не думаем. В наших собственных глазах мы не просто отцы, а святые отцы, как минимум.
Есть ещё более макабрический, кафкианский тип отцовства: когда мужчина не выдерживает искушения властью над малыми сими и включает дома Калигулу.
В нашей матрице отец — фигура узко-функциональная. У нашего отца две функции — карать и уставать. Мать пряник, отец кнут. Иди, малыш, сегодня у нас домашняя инквизиция, папа сейчас тебя накажет. Или. Малыш, папа устал, не трогай его. И папа во мхатовской позе на диване.
Отец у нас — это, скорее, деталь экстерьера. Во внутренний мир ребёнка он обычно невхож. Детские эмоции для него — это такие муравьи где-то там под ногами. Максимум — не наступить, но не наклоняться же в самом деле. У бельгийского художника Джозефа Дикманса есть картина «Отцовский совет», по сути своей ужасная, на мой взгляд. В американской Википедии она даже используется для иллюстрации статьи про Father’s Day. Ну, Википедия вообще не про тонкости, что с нее взять. Нарядный отец даёт нарядной дочери нарядный совет. На этой картине настоящая только собака. А ведь так это и случается в жизни: малыш, надень все самое лучшее и причешись, сейчас папа будет учить тебя жизни.
Причины такого статус-кво как всегда сложны, и их анализ точно не для фельетона. Одно могу сказать: отцы не сильно сопротивлялись, когда их загоняли в эту резервацию.
И сейчас, конечно, велико искушение превратить этот новоиспечённый день отца в этакий патриархальный реванш. Пройти парадом, громыхая ветхозаветными скрижалями. Говорят, в Германии день отца именно так и празднуют: отцы уходят в лес и там напиваются. То есть их день отца не сильно отличается от нашего 8 марта.
Мне кажется, день отца нужно использовать для другого. В этот день надо напоминать, что главная функция отца — в любви. Точно так же, как и матери. Удивительно, каких потрясающих результатов могут добиться двое любящих родителей. Даже коты в таких семьях начинают разговаривать.
Пора уже забыть про антигимн отцовства «папа может, папа может все, что угодно». Как в семейной жизни поможет навык плавать брасом? Может папа быть мамой, может и должен, и вполне способен при слове «контейнирование» не представлять себе мусорный бак. Я верю, что настанут такие времена, когда мужчины будут выкладывать в инстаграме не фото с застреленным кабаном, а селфи с книгами Петрановской.
Гимном отцовства давно уже пора выбрать гениальную рыбниковскую тему из «Усатого ня», а в качестве отцовского Оскара вручать домашние тапочки, какие Кеша получил от Арины Родионовны. И именно «Усатый нянь» должен стать фирменным праздничным фильмом дня отца, как «Ирония судьбы» для Нового года.
В день отца хорошо бы вспомнить, что отец — это не только тестостероновый мужик из рекламы колбасы, но и Сарафанов из «Старшего сына», потрясающе прожитый на экране Евгением Леоновым. Прожитый, а не сыгранный, потому что это было точное попадание роли в человека. Настольной книгой отца должны быть не «Приключения Буратино», а «Письма сыну» Леонова.
«Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твоё слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита. А я уже скоро буду дома. Отец».