Любите ли вы провинциальные палисадники? Те самые, в которых росли космеи, безжалостно обдираемые маленькими девочками ради лепестков, которые клеили на ногти — маникюр! И золотые шары — первый признак того, что лето перевалило за середину. И георгины — не самые крупные и роскошные, чаще китайские фонарики, с круглыми яркими цветами. И флоксы.
Вот и пойми, как это работает. Ни розы, ни ландыши, ни те же георгины не имеют запаха, от которого у меня сносит крышу. А у флоксов он есть — свежий сладковатый запах, память о первой детской влюбленности в героя, не существующего в реальности, но отчаянно настоящего в моем неуемном воображении.
Я погружалась в книжку по уши, и вытащить меня из нее можно было только угрозой эту книжку отобрать навсегда. Книжка называлась Капитан Сорви-Голова и была про англо-бурскую войну. Я читала ее везде: в доме, во дворе, в автобусе, и страшно переживала, что она скоро кончится, и вот как я буду жить дальше? Окно комнаты, которой я спала, выходило во двор, а во дворе как раз и росли георгины, золотые шары, космеи и флоксы.
По вечерам палисадник поливали, и в открытое окно волшебной волной вливался запах мокрой земли, сочной летней зелени и флоксов, а мой герой с простреленным легким гнал коня сумасшедшим галопом по африканской саванне, уходя от погони. И никакой капитан Клосс (тогда как раз показывали Ставку больше чем жизнь) рядом не стоял с отчаянным французом, вставшим на защиту буров.
Перегнувшись через подоконник, я обрывала нежные благоухающие цветы флоксов и клала их между страниц, представляя себе, что это целебные африканские цветы, способные вылечить от самой жестокой раны.
Никогда после я даже не пыталась перечитать Буссенара — не хотела разрушать очарование того детского лета. А флоксы люблю по-прежнему. Правда, у меня на них аллергия...