Новый душеспасительный текст-зарисовка из Греции от нашей любимой Екатерины Федоровой. Простые, доступные каждому вещи, еда, люди, разговоры, которые делают наш мир добрым и гостеприимным. Любовь, которая обязательно спасет, надо только дать ей время.
Вася пересказывал учебник греческой истории: «Образование в Древней Греции получали так: сидели на ступенях и разговаривали с умными людьми» … «В театре актеры выступали в глиняных масках, я лучше не буду их тебе показывать, это не для слабонервных» … «Геродот не такой хороший историк, как Фукидид, но тоже дает нам представление о прошлом» … «Сегодня мы читали о значении оливы для Греции» …
– Учительница спросила меня, почему оливковое дерево так важно для греков.
– И что ты ответил?
– Потому что олива – часть нашей религии!
Миндаль пережил снег. Макушка осыпалась, превратилась в мощи, но одна нижняя ветка спряталась под крышу, как будто дерево заложило руку за спину, чтобы уберечь ее от ожога. Теперь спасенная рука разодета в густое кружево цветов, как икона в праздничный рушник, как знамение жизни, чудо приближения весны.
Солнце определило архитектуру дня. Горы воспламенились и оцепенели. Ветер стих. Тени выстроились в готические костелы. Солнечный бетон придавил людей и предметы, притормозил торговлю.
– Не вижу движения, – волновался Костас. – Людей не интересуют покупки. Они предпочитают налить себе вина и блаженствовать. А я давно говорил, что главный наш помощник – это дождь! Только польет – человек встает и бежит за продуктами.
Нектарий, протягивая сумку с картошкой Ставросу Якумакису, произнес вполголоса: «Лучшая на агоре. Ответственно заявляю». Несмотря на конспирацию, Апостол его услышал:
– Чем это твоя картошка лучше?
– Она нежная, – нервно реагировал Нектарий.
– Тогда, – рассмеялся Апостол, – я буду говорить, что моя картошка обожает СПА!
Манолис раскладывал товар – мандарины с жирной пористой кожей, «божественно сладкую» клубнику, яблоки «ароматические» и яблоки «твердые». В отдельной коробке возлежал деликатес – укроп из Коринфа.
– Ты помнишь Калипсо? – спросила его госпожа Лукия.
– Калипсо – прекрасное имя, ¬– уклонился от ответа Манолис, берясь за пластиковый стакан с белым вином.
– Господи. Как ты мог ее забыть? – удивилась Лукия. – Такая высокая… двухэтажного роста… Государственного ума женщина!
Афина расспрашивала смуглого продавца брокколи:
– Мустафа, сколько у тебя детей?
– Пятеро, госпожа Афина, – скромно отвечал Мустафа.
– О. – Афина сделала шаг назад и внимательно оглядела Мустафу – полного, румяного, неизменно веселого и вежливого пакистанца. – Мне кажется, у тебя скоро будет шестой.
Прокопий то исчезал, то появлялся. Издалека я его отлично видела, но как только подходила ближе – нет его, и все, как будто он не рыночный торговец, а опытный буддист, который умеет растворяться в свете. У меня мелькнула мысль, что он меня избегает.
Наконец мне повезло застать эпифанию Прокопия. Он вынырнул из пустоты, держа двумя пальцами за хвост огромного ржаво-розового пагра в тяжелой кольчуге чешуи.
– Где вы, как вы?
– Плохо. Поэтому я все время перемещаюсь. – Прокопий бросил рыбину в бумажный кулек и зашагал рядом. – Не могу стоять на месте.
– В прошлый раз я забыла нужные слова… не пожелала вашей маме хорошего рая.
– Ты забыла пожелать хорошего рая моей маме? – изумился Прокопий.
– Нет, не забыла, растерялась.
– Знаешь, не нужно нужных слов. – Прокопий заспешил, сдвинул маску, слезы брызнули, но не пролились и не застоялись в глазах, сразу испарились.
Его клир – Феодора и Деспина окружили его, закрыли от толпы. Какой-то знакомый, не разобравшись, на ходу крикнул:
– Прокопий, почему тебя не слышно? Что с тобой? Ты ничего не говоришь.
– Дельфийская пифия прорицала раз в год. А я всего лишь человек. Дай мне время!
Оливки и вино, свет и тень, разговоры, любовь, которая спасет, если дать ей время. Греческий рай – хороший , доступный каждому. Даже неверующему.