Автор: Светлана Кокушкина
Фотография из семейного архива автора
Когда я была маленькая, ходила в художественную школу. Сложно не ходить в художественную школу, если твой папа — архитектор. Родитель упорно откапывал в нас с братом талант. В братике талант нашелся, а во мне его немного нащупали, испугались и быстренько зарыли, от греха подальше.
Так и случилось, что меня обрекли на занятия фортепиано. Потому что там если и не талант, то путем многочасовых повторений что-то в голову вдолбить можно. Сложно не вдалбливать игру на фортепиано ребенку, если она — не архитектор. И если дед — профессор консерватории.
Но да, обратно к художеству. Еще в художественной школе я очень любила рисовать Винни Пуха. Того советского, коричневого. А еще шарик и Пяточка. Все рисовали натюрморты, а мне натюрморты не очень нравились, поэтому я рисовала Винни Пуха. Натюрморты — это же скучно. Вот стол, вот помидор, ещё дубовые листья, кривые, извилистые, никогда не получались так, как у других ребят.
Винни Пух получался прекрасно всегда. А один раз наш учитель объявил конкурс. Самый красивый натюрморт он включит в выставку работ своих учеников. Я заинтересовалась, отложила рисунок с Винни Пухом и начала рисовать корзину.
Дело шло и страсти закипали. Корзину надо было заштриховать. Но не цветными карандашами, а простым. Я начала. И тут увидела, что другие ребята рисуют тень. Я не очень поняла, зачем, но тоже надавила на карандаш. «Тень» покрыла 75% корзины, и я поняла, что сточила грифель. Не беда. Заточила. Снова рисую «тень». Когда почти вся корзина выглядела, как «тень», я посчитала логичным не оставлять ненужных светлых пятен, некрасиво. И продолжила. Корзина была темной. Очень. Все мои одноклассники уже запаковали планшеты и собрались уходить. А я только дочернила корзину.
А там еще ваза, яблоко и тряпка. Всегда на натюрморте была тряпка. Это всё я рисовала быстро, некогда уже было. Дома закончить нельзя, выставка на носу. Да и если не с натуры, то не похоже. Мой натюрморт попал-таки на выставку. Висел красиво, посередине. Чёрная корзина, и схематично набросанные ваза, яблоко и тряпка. Папа смотрел на рисунок, а потом спросил : «Сколько ж карандашей ты на эту корзину извела?»
Сразу видно — архитектор, не художник. Сколько ему, да почём. Слышала мимоходом, как папе учитель признался, что не мог мою работу не выставить, так старалась же. В художественную школу меня больше не водили.
Но художник жил, жив, будет жить в душе. Даже после «отлучения» от художественной школы, случались у меня творческие «срывы». Например, однажды утром я подговорила брата разрисовать стены в детской. Там были такие дешевые желтоватые обои в цветочек, такие маленькие, розовенькие цветики, на них не то что смотреть, даже козявки вытирать об это не хотелось. Я уже видела себя с кистью в руках, с беретом на голове, Айвазовский в юности, цветики — адиос!
Брат любил слушать родителей больше, чем я, поэтому настоял на том, чтобы обо всем договориться со старшими. Старшие были на удивление благосклонны и дали «добро». Позже выяснилось, что уже тогда они планировали большой ремонт, в плане было сделать нам с братом отдельные комнаты, и снести стену, на которой мы собрались рисовать. Это было своеобразное прощание с тем самым детством. Две детские тахты, застеленные целлофаном, два «ещё не подростка», скачущие по кроватям с гуашью и кисточками. Целлофан, к слову, на моей тахте бывал часто. Причина была прозаична — у нас жила кошка Милка, которую я часто пыталась заставить «быть доброй и сидеть у меня на ручках». Кошка Милка меня люто ненавидела и регулярно «благодарила за любовь». Эта кошка была самым хорошим моим учителем. Но она не могла научить меня рисовать. Я и без неё умела.
Мой «талант» в тот день родил что-то, что до сих пор не получается нормально описать. Сначала был гриб. Он занял примерно 50% стены, прилегавшей к моей тахте. В плане было ещё бревно, рядом с которым гриб рос. На заднем плане эти розовые цветики, с ними пришлось мириться. Бревно вышло немного иначе, чем я планировала. Выглядело всё так, как будто гриб не растёт рядом с бревном, а сидит на нём. Причём казалось, что он летит на этом бревне прямо к моей тахте. Тогда стало ясно, что гриб у меня волшебный. Тогда я вообще ничего не знала о «волшебных» грибах. Мой был тот, волшебный, из сказки. У гриба появились глаза и улыбка. Ещё руки. Ноги не стала рисовать, потому что у грибов ног не бывает, они же в земле растут, а не на брёвнах летают. Папа помог нарисовать шляпку гриба. Бревно было больше похоже на коричневую какашку, поэтому он мне показал, как рисовать срез дерева. Очень было красиво. Встал вопрос. А куда же гриб летит? Уже было ясно, что вниз. Но как-то непонятно, зачем ему лететь вниз? Так и возник следующий этап нашего с папой проекта — пруд с водорослями, в который гриб летел поплавать. Пруд был хорош, почти не было видно просвечивающих сквозь синюю гуашь розовых цветиков. Разводы и водоросли папа тоже помогал делать.
Брат тем временем уже заканчивал свой шикарный Баобаб. Выглядело всё очень хорошо, не зря его оставили в художественной школе. Эти художества ещё долго радовали нас, так как денег на ремонт долго не хватало, поэтому мы становились подростками, продолжая жить в той самой грибной-баобабовой комнате.
Потом в этой комнате несколько лет жила бабушка, она не очень интересовалась художествами, но очень любила программу «Поле Чудес» и Якубовича. Нас к тому времени успели «расселить». У брата была голубая комната, с чайками и небом, а у меня… Розовая… С розовыми цветиками.
Возможно, это была такая маленькая, добрая месть. Хотя эти цветики были куда краше старых, их закрашивать грибами было жаль. Но зато постер Рикки Мартина красовался еще долго, тот самый, из журнала «Кул Гёрл».
Спустя годы я лежала рядом со своей дочкой, обнимая её, спящую, думала о том, что бы сделать для моей Алисы… И решила рисовать… Да, чудище, которое спало столько лет, взяло в руки краски и поползло к стене. Кисти есть. Карандаш сразу купила толстый и длинный, и резак, грифель точить. Кстати погрузившись в ностальгию, как тот гриб в пруд с водорослями, попросила маму найти фото моего гриба, оно точно было в семейном альбоме. Нашлось только фото баобаба, и меня, с клоунским красным носом, на фоне ковра, висевшего на стене, и где-то вдалеке — мой гриб.