В вагоне-ресторане он притягивал взгляды всех. Вроде бы, посетители ели, разговаривали, подливали в бокал вина, просили официанта принести салфеток, вертели меню, пытаясь угадать, стоит ли доверять местному "Оливье". В то же время каждый незаметно косился или оглядывался на него, сидевшего с загадочной спутницей за столиком для двоих у самого окна, которое, наполненное сюжетами за окном, превращалось то в картину с осенним лесом, то в деревенский пейзаж.
Он точно не был рядовым пассажиром. Артист? Писатель? Художник? Только и оставалось, что угадывать. Одет с иголочки. Галстук-бабочка. Модные очки. Через них он внимательно смотрел на ту, которая сидела напротив. Его глаза были наполнены любовью. Казалось, любовь вот-вот брызнет их них водопадом.
Его глаза то расширялись в приятном изумлении. То смеялись с умилением — так радуются первым смешным словам ребенка или портрету-кляксе, который малвш выдает за лицо любимого папы. Их столик был последним в ряду, дама сидела спиной к залу и приходилось лишь придумывать, какая она красавица. То, что красавица — сомнений не оставалось. Достаточно было наблюдать, как трепетно он наклонялся к ней. Как, аккуратно убирая локон, говорил ей что-то на ушко. Как нежно брал ее за руку и рассматривал ее пальцы...
Спиной к нам сидела счастливца, которую боготворили. Ей подливали вина. Когда она не справилась жёсткой отбивной, разрезали отбивную своим ножом на крошечные кусочки. А в конце ужина для дамы заказали мороженого и мисочку свежей клубники.
— Клубнику возьмём в купе, хорошо? — сказала она и встала, поправляя упавшую с плеч расшитую маками шаль.
— Конечно, — ответил он и тоже встал. Такой высокий. Такой статный. Такой предусмотрительный: тут же схватил сумочку, которую она чуть было не забыла на стуле.
Ожидая, когда дама повернется, посетители ресторана замерли. Вот-вот мы увидим ее лицо. Узнаем его и сразу вспомним,что за знаменитость он, двухметровый красавец в клетчатом костюме-тройке из тонкой английской шерсти. Даже официантки чувствовали себя частью красивой любовной истории и вздрогнули, когда дама повернулась...
Красавица, голова которой утопала в аккуратно уложенных локонах оказалась... старушкой. Толстые линзы очков и вообще никакой косметики. Он подал ей палочку и сказал:
— Мама, пожалуйста, держись за меня.
Она ухватилась за мощный локоть и сказала ему куда-то под потолок:
— Раздобыть бы зубочистку. Клубника застревает в зубах.
— Не переживай. Раздобуду, — ответил он, наклонившись почти вдвое, чтобы она услышала. И тут же под ним словно возникла белая лошадь. И клетчатый жакет вдруг превратился в необъятный плащ.
И каждая, оказавшаяся в тот вечер в вагоне-ресторане, мысленно поправляла на своей голове невидимую корону и произносила неслышно:
— Я принцесса! Я здесь! Ну же! Оглянись! Я так зажалась тебя...