Люди мечтают победить время, подчинить его себе. Вся наша жизнь – бег со временем наперегонки. Мы измеряем его водой, солнцем и тенью, песком, исчисляем его невесомый ток цифрами. Но каждый раз, когда меня поднимает будильник, я думаю о том, что время сильнее человека. Это мы служим времени, а не оно нам.
Аттику поразила гроза. Целый день шел дождь, вернее не шел, а бежал – то трусил рысцой, то переходил в бешеный галоп. Древние называли гром отрыжкой неба. Не знаю, кто придумал эту простодушную метафору, наверное, какие-нибудь равнинные греки, у нас на горе раскаты грома напоминали взрывы.
Ветер посносил золотые маковки хурмы. Чтобы выйти из дома требовался не зонтик, а скафандр: гора временно превратилась в водопад.
Школы и детские сады закрылись.
Утром свет одолел воду, распорол тяжелые дождевые тучи. Дождь все еще срывался с неба, но делал существенные перерывы.
Вася увидел, что я собираюсь на рынок, вызвался:
– Я с тобой. Хочу осенние фрукты.
– То есть?
– Соскучился по мандаринам!
***
Агиос-стефановцы отмывали витрины, заляпанные ливнем: «Физико-математик Канелопулос», «Натуральная косметика – волнующий результат».
На агору вернулся Аристотель Пеппас, тот самый, у которого на лице геральдической лилией цветет обширный красный нос. Целый час он раскладывал овощи по цвету, форме, месту происхождения. Не прилавок, а мечта поэта. Но покупатели пришли и разрушили мечту.
– Кто так варварски разрыл мои баклажаны? – грозно спросил Аристотель, разглядывая поврежденную пирамиду.
– Я, – признался Ставрос Якумакис.
– Сынок, – укоризненно посмотрел на него Аристотель. – Ты что – Шлиман?
***
– Солнце, солнце! Смотрите, лето! – вопил Апостол и тут же сфантазировал короткую рыночную рапсодию:
– Я на берегу моря… Продаю помидоры…. И мне хорошо! Покупайте мои помидоры ради…
Интонация накалилась. Я ожидала, что он скажет – ради Бога, но Апостол выкрикнул другое: ради солнца.
– Грецкие орехи свежие? – допытывалась госпожа Георгия у Манолиса.
– Свежие, вот эти из Фтиотиды, а те – из Элиды. На любой вкус.
– А что за яблоки? Это еще летние?
– Нннет, – Манолис на мгновение замялся, но вывернулся, подключив греческое хитрословие. – Они, извольте видеть, так сказать, – демисезон.
***
– Мы вчера целый день без электричества просидели, – рассказывал новости господин Афанасий Ставросу Якумакису. – Молния упала рядом с нашим домом.
– Бедные, – сочувствовал Якумакис. – что же вы делали?
– Сидели у камина, пили вино, жарили каштаны…
***
Прокопий блистательно отсутствовал: место его прилавка никто не занял, в зияющем промежутке собралась паства: постоянные покупатели и друзья.
Госпожа Аспасия сочно ругала Прокопия:
– Где этот еретик? Дождика испугался? Струсил? А обещал мне – не волнуйся, Аспасия, я твой Промифей, я дам тебе не только огня, но и свежей рыбы!
– Не струсил он, – защищал «промифея» Манолис. – У него правило. Он в дождь не работает.
– Что же он делает в дождь?
– Спит.
– Ленивец!
– Нет, он трудится. И он не ленивец, – кротко поправил Аспасию Манолис, – а император своей жизни…
«Судьба сотрет тебя, как срок наступит, с тобой останется лишь то, что ты наел и выпил».
Поскольку и продавцы и покупатели опасались нового дождя, торговля шла оживленнее обычного. Госпожа Мирто увела у меня из-под носа последние каштаны: «пухлые и сладкие, как щечка херувима».
– Как же, – говорю ей, – вы меня так обошли. Я на секунду отвернулась, апельсины посмотреть, а каштанов уже нет.
– На агоре нельзя отвлекаться, – заметила Мирто, – ничего, ты молодая, еще научишься покупать еду.
Госпожа Аргиро расспрашивала свою приятельницу Элени:
– Скажи, в чем секрет твоего дзадзики? Ну, что там: йогурт, огурцы, уксус, оливковое масло. А получается всегда лучше, чем у меня!
Элени вздохнула:
– Я открою тебе секрет, Аргиро. Чем вкуснее уксус, тем удачнее дзадзики. Найди вкусный уксус, Аргиро!
***
Вася внимательно рассматривал два вида гранатов на прилавке Нектария.
– Мама, я понял, чем они отличаются. Вот эти сладкие, а те – сладкие с кислинкой!
Разыграли с Нектарием чин прощания:
– Хорошо продать! – пожелала я.
– Хорошо поесть! – ответил Нектарий.
***
Встретили Васину школьную учительницу, госпожу Рену. Разговорились. Рена, между прочим, сказала: «Особое внимание я уделяю географии Греции. Ведь без ее знания ребенок не станет гражданином».
Потом Рена объяснила, что она требует от детей организованности и концентрации. Я загрустила.
– Понимаете, – говорю, – это наши не самые сильные стороны.
– Конечно, понимаю! Все дети разные. – воскликнула Рена. – Я учитель, а не Прокруст.
Не все, что происходит, можно разглядеть, даже если обладаешь зрелым зрением. Судьба, время – больше и сильнее человека. Но если потрудиться, можно стать императором своей жизни.