Наверное, у меня на лице написано, что я очень скучаю по своей бабушке. Ее не стало год назад. А я иногда ловлю себя на том, что разговариваю с ней.
— Думаешь, пропекутся? – спрашиваю в никуда, вставляя противень с пирожками в духовку. И как будто даже слышу:
— Да, тесто тонкое, должны пропечься.
Или буквально вчера собираюсь в гости и говорю в зеркало:
— Надела платье, не брюки. Как ты любишь. Даже туфли на каблуках достала.
И откуда-то сбоку слышу знакомый шепот:
— А ну покрутись.
Кручусь.
— Ну, я же говорила, что ты очень красивая. Такая легкая… Нежная. Брюки скрывают всю женственность. А в платье ты, как леди.
Леди выходит в промозглый зимний вечер. Спешит. Обещала по пути забежать в магазин и купить подруге юбку – она ее отложила, потому что карточкой расплатиться нельзя, а налички не было.
— Деточка, какой размер? А то очки забыла, ничего не вижу, — старушка протягивает мне блузку.
— Элька, — отвечаю я. – Большой. Примерно 48. — И вспоминаю: моя бабушка вечно теряла очки. И чаще всего, как в детском стишке, они «сидели» у нее на лбу…
— А состав? – старушка просит меня пощупать ткань. – Вроде мягкая. Лишь бы не синтетика.
И я вспоминаю, как моя бабушка хвалила одежду из натуральных тканей.
— Этот халат пора отправить на тряпки! – наводила я порядок в бабушкином шкафу.
— Да ты что! Потрогай, какой ситец! Чудо, а не ситец! Сокровище!
— Этот шарф колется. Давай избавимся от него. Носить невозможно же?
— Мо-хер, — бабушка произносила не только по слогам, но и ставя ударение на каждый слог, подчеркивая таким образом ценность толстой мохнатой нитки. – Я видела на рынке. Там одно не пойми что. Мохер – редкость.
— В этой пижаме жарко и тесно, — я сплю в необъятных футболках, которые не сковывают движений.
— Эта еще дедова, — бабушка всегда, вспоминая дедушку, поднимала глаза к небу, словно он там, все видит и слышит и вот-вот одобрительно кивнет. – Вот отключат отопление, будет тебе эта пижама спасением. Фланель. Греет, а не потеешь.
Вспоминая «околошкафные» разговоры с бабушкой, я дошла до кондитерской. Собиралась купить «Манговое суфле», как почувствовала: кто-то тянет за рукав.
— Деточка, а вот это пирожное вкусное? – очередная старушка снова выбрала меня среди десятков посетителей кондитерской.
— Я не знаю, — честно отвечаю. – Но выглядит симпатично.
— А цена вам нравится? – не унимается старушка.
И я не совсем понимаю, какой смысл она вкладывает в свой вопрос. Вроде интересуется самыми дешёвыми пирожными в витрине. Но может, намекает: не очень ли дорогие? Ведь в них всего-то тесто и творог с сахаром.
— Я куплю себе, а вам дам попробовать одно, и тогда решите.
Бабушка довольна. Пирожное хвалит, но покупать отказывается:
— Да я же сама отлично пеку! Напеку пончиков. Будет внукам радость.
Пончики… Моя бабушка готовила их бесподобно. Щедро посыпала сахарной пудрой. Выкладывала на огромном блюде то в виде цветка с множеством лепестков, то аккуратной горкой.
— Стою тут, мешаюсь, — очередная старушка на моем пути. Замешкалась. Извиняется, что перегородила и без того узкую улицу. Пропускает меня вперед. И когда прохожу, слышу вслед:
— Стыдно сказать, родилась в этом городе, до старости прожила, а заблудилась. Не найду, где нужная улица…
Возвращаюсь. Включаю в телефоне навигатор. Веду бабушку под руку по скользкой дороге.
— А вообще, я все детство провела в доме, которого больше нет. Снесли и построили банк.
— Кирпичный, с синенькими башенками? – узнаю я описание.
— Откуда знаешь? – поражается старушка. – Его развалили, когда тебя еще и на свете не было.
— Бабушка рассказывала. Она в нем жила до окончания школы.
— Мария? – старушка остановилась и всплеснула руками. – Точно, Мария!
— Да, бабушку звали Машей… — я тоже поражена.
— А ты вся в нее. Такая же красивая. И молодец, что в платье. Бабка твоя-то брюки не признавала. Все время очень модная ходила. Ну-ка, покрутись. Какая ты у Маньки-то выросла.
Падал снег. Я крутилась и эффектно кланялась незнакомой старушке, которая одаривала меня комплиментами: «Фея!», «Чудо!», «Лапонька!». А потом, не сговариваясь, мы обе посмотрели наверх. Оттуда нам одобрительно кивали двое. Бабушка Маня и ее Федька. Хотя она бы сказала: «Какой он Федька? Федюнечка…».