Мистер Филипп не празднует Рождество. Не наряжает ёлку, не запекает индейку. «Как так», – удивлялись мы. – «А огоньки, подарки? Какая зима без Рождества?»
«Англичане – такой народ, – объяснял Филипп, глядя на нас сверху вниз, сухой, бесплотный, длинный, похожий на кузнечика, которому развернули задние ноги и научили прямохождению. – Мы реалисты. Верим в факты. Почитаем дух природы. Поэтому день зимнего солнцестояния важнее, чем Рождество».
С начала пандемии Филипп уехал в свою деревню в Англию, уроки с Васей идут по интернету. Все привыкли, что вместо учтивого стука в дверь, раздается звонок в скайп, и на экране появляется мистер Филипп в вязаной шерстяной шапке с пумпоном, которую зимой он не снимает даже дома.
Неизвестно, что подействовало на мистера Филиппа – карантин, одиночество или что-то еще, но в этом году его отношение к Рождеству изменилось. Поинтересовался нашей ёлкой, попросил ее показать, хвалил. После некоторого замешательства смущенно признался, что в этом году он тоже решил поставить ёлку.
«Это одна очень старая ёлка… И некрасивая». – как будто оправдываясь, рассказывал он. – «Росла у нас во дворе и уже почти засохла, но я начал ее поливать, и она выжила. Настоящее чудо. Василий, хочешь посмотреть?»
Мистер Филипп переключил камеру, и мы увидели длинное тощее древо в горшке, практически без ветвей, упирающееся лысоватой макушкой в потолок. На нем тускло мерцали редкие электрические огоньки гирлянды.
– Я предупреждал, она некрасивая, – переживал Филипп.
– Конечно, красивая! – возражали мы. – Так а что с днем солнцестояния?
– Ммм… Дело в том, что чудо произошло на Рождество. Боюсь, придется его праздновать.
***
«Зима в Греции – время сильных ветров и бурь», справедливо замечали наблюдательные филологи-эллинисты.
Опустелый зимний воздух лучше проводит звуки: летом поезда бесшумны, а зимой скорый из Салоник гремит, как барабан. Чайки прилетели пастись на нашу гору, указывая таким косвенным образом на причинность мироздания. Проще говоря, если чайки выбрали Агиос-Стефанос, значит, на море шторм, который скоро придет и к нам, поэтому планировать прогулки бесполезно. Действительно, вскоре ветер принес тучи, и заморосило.
На агоре шел дождь, но одновременно светило солнце. Сказочное сочетание, напоминающее нашу царевну Лебедь, у которой во лбу горела звезда, а под косой сиял месяц. Прокопий и Манолис развлекались, играя в «горшочек, вари». А именно: разглядывали покупки клиентов и угадывали, что они будут сегодня готовить.
– Антигона сельдерей потащила, – склоняя голову к плечу, вполголоса комментировал Прокопий.
– Фасолевую похлебку, должно быть, собирается делать. – млел от бескорыстного предвосхищения Манолис. – Фасолада, вино и огонь – что может быть лучше для зимнего дня?
– Что может быть лучше? Рыбный суп! – подняв бровь, отчеканил Прокопий.
***
– Откуда взялся этот дождь? – ворчал господин Костас, запихивая тюки с одеждой в фургон. – С утра на него не было настроения. Ни у неба, ни у меня.
– Все по евро, все по евро! – вопил Нектарий.
– Ты уверен, что у тебя все по евро? – строго уточнил Апостол.
– Нет, но я так думаю…
***
Жизнь многослойна: за слоем человеческой воли следует слой судьбы. Что-то решаем мы, а что-то уже решено за нас. Где найти экзистенциальное мужество, чтобы разобраться и честно признаться самому себе, в какой фазе ты сейчас находишься?
***
Манолис искал Аристотеля Пеппаса.
– Да где же Аристотель? – спрашивал у господина Афанасия. – Ты его не видел?
– Он там, куда даже царь ходит один. – ответил Афанасий многозначительно.
Манолис удивился, но промолчал. На пару минут воцарилась тишина.
По лицу Афанасия было видно, какая в нем происходит борьба. С одной стороны, он был в восторге, блеснув роскошной метафорой, с другой, удовольствие портили сомнения в сообразительности Манолиса. А вдруг тот не догадался, что господин Афанасий – сложный поэт, и ошибочно думает, что он несет околесицу?
– Аристотель там, где даже царь сидит один, – с нажимом повторил Афанасий. – Понимаешь или нет, Манолис? В туалете!
***
– Ты слышал? – говорил Прокопий господину Ефимию. – Кикица раскритиковала меня за то, что у креветки не было головы. А я здесь причем, скажи мне? Не я же ее откусил.
– Здравствуйте, господин Прокопий. – приветствовала я его. – Почему вы в маске? Что-то случилось?
– Ходят слухи, что нас снова заставят их носить. Так вот, я тренируюсь. То надену, то сниму. То сниму, то надену. Через неделю смогу на Олимпийских играх выступать!
– Можно я заберу эти безголовые креветки? Сколько я должна?
Прокопий усмехнулся.
– Заплати, но не вздумай предложить мне деньги!
– То есть?
– Подумай!
– Вы имеете в виде дружбу?
– О! Дружба! – хором выдохнули Ефимий и Прокопий. – Дружба – это сложно. О, дружба – это…
Они замолчали и уставились куда-то мимо меня в горизонт.
– Дружба – это красивая вещь... – медленно начал Прокопий.
– Однажды Сократа спросили, – перебил его Ефимий. – что самое главное в жизни? Знаешь, что он ответил? Дружба.
Прокопий курил и согласно кивал, не отводя глаз от горизонта.
– Дружба – это, когда у тебя нет корыстного интереса. – развивал мысль Прокопий.
– Вот я – друг Прокопия. – снова вмешался Ефимий. – Я думаю о нем каждый день. Я думаю о нем больше, чем о своих братьях и племянниках. Пойдет дождь – все мысли о Прокопии: промок или нет? Кстати, и у меня есть друг. Он делает для меня то же самое в Салониках: все время думает обо мне.
– Я за сувлаками, – сказал Прокопий. – Сколько тебе взять, Катерина?
– Подождите, подождите! Я категорически отказываюсь!
– Ты что, не слышала, что сказал Ефимий, то есть, Сократ? Кто мы такие, чтобы с ними спорить?
– Хорошо, но в следующий раз угощаю я.
– Как я и предполагал, ты пока не очень хорошо разбираешься в дружбе, Катерина!
… Прокопий распределил сувлаки: Ефимию, помощнице Феодоре, мне. Вкладывая кулек в руку, прошептал домашнее задание неофиту: «Люби того, кто любит тебя».
Не только на агоре человеческий слой утоньшает слой судьбы. Это происходит везде, и это чудо. Люди продолжают думать о друг друге, шутят, угощают незнакомцев. Не только любовь движет солнце и светила, ей помогает дружба. Это факт, и да, нам его придется его праздновать.