Какое-то время после смерти бабушки ее квартира стояла пустая. Много лет она жила там одна.
Дедушка умер давно, в конце семидесятых. У меня шел ремонт, чего-то там покрасили, нужно было одну ночь перекантоваться. Я взял у родителей ключи от бабушкиной квартиры.
Тишина свернулась клубком, как кошка. Повсюду чудились шорохи: в квартире стариков их почему-то больше. Казалось, вот сейчас она и выйдет из кухни, бабушка. С двумя чашками на подносе, как обычно. И этими «курабье», совершенно бесподобными, хотя я знал, что они из нашей булочной за углом. Но когда я покупал их там для себя, вкус был другой, как у обычного печенья.
Но никто не вышел, и пришлось делать чай самому, и чашка одна. Я прихлебывал и не мог отделаться от ощущения тепла на затылке — так бывает, когда кто-то смотрит. Я оглянулся. С фотографии смотрел дедушка. Сложно представить, как бабушка жила с этим взглядом со стены много лет, если даже меня так обожгло.
У окна на кухне два грустных дерева. И сейчас, летом, грустных, что же тогда будет осенью. Бабушка любила кухню, подолгу там сидела.
На ветке раскачивалась ворона и недоуменно всматривалась: она меня не узнавала. Шторы у стариков обычно раздвинуты. Наверное, чтобы не напоминали о том главном занавесе, который близко.
Полночи я пролежал, глядя в потолок. Из крана на кухне капала вода. Я не встал, чтобы крепче его завернуть. Хоть какой-то звук.
Любимые наши бабушки. Простите внуков. За то, что нам не суждено вас понять.