В детстве я часто подходил к людям, которые мне нравились, и говорил им в лицо, что они мне нравятся. Бескорыстно, безо всякой задней мысли, просто не мог удержать симпатию в себе.
При этом я жутко стеснялся, но преодолевал стеснительность, считая, что человек должен узнать о себе страшную правду, насколько он прекрасен. В общем, я рос немножко пандой, что в нашем пролетарском районе выглядело сюрреалистично.
Однажды я признался в любви трудовику. Это был, кажется, класс четвёртый, когда уроки труда у нас только начались. Я искренне восхищался, как у него в руках из ничего получается нечто, а не наоборот, как у меня.
После урока, когда все разбежались, я подошёл к трудовику и сказал, что он мне нравится. Трудовик так сильно захлопал глазами, что я рисковал простудиться от сквозняка. На доске за его спиной все ещё читалось недостертое «Петрович казел». Трудовик издал звук, похожий на всхлипывание, потерянно огляделся, взял со стола молоток и протянул мне:
— На, дарю. Хороший молоток, вчера старшеклассники сделали.
Я вернулся домой с молотком.
— О, наконец-то! — обрадовался отец, — а то все пятёрки да пятёрки. Смотри, мать, какой хозяйственный у нас парень, оказывается. Молодец, сынок. В следующий раз сразу парту тащи.
И в тот день я понял, что добро всегда возвращается к отправителю.