Среди моих школьных подруг была Аня. Такая маленькая, худенькая и незаметная, что однажды, когда мы гуляли с ней по Арбату, уличный художник сказал мне, тринадцатилетней, про нее, тоже тринадцатилетнюю:
— Мамаша, давайте дочку нарисуем!
Короче, Аня выглядела лет на десять. Ей по наследству отдавались наши куртки и джинсы. Потому что Аня все время мёрзла. А ещё постоянно хотела есть. Особенно налегала на сладкое. Стоило угостить ее шоколадной конфетой, как она, съев конфету, принималась вылизывать остатки шоколада из фантика.
Сперва Аня казалась нам дикой. Но потом мы привыкли. К тому же, самая умная в нашей компании, Аня писала вместо нас сочинения — каждой свое, и помогала с задачами по химии.
Но однажды Аня долго не появлялась в школе, и наша классная, Лидия Ивановна, поручила нам ее навестить, вручив сложенный пополам тетрадный лист с точным адресом. Там, конечно, был указан и номер квартиры, но он как раз не пригодился. Потому что двери в квартиру... не оказалось. Ее заменял кусок мятой картонной коробки.
Мы и сами сперва не поверили. И уже собирались уходить, как через зазор между картоном и дверной коробкой увидели Аню, которая шла из одной комнаты в другую. А когда переступили порог Аниной квартиры, сразу поняли и про куртки, и про фантики, и про десять лет, которые Аня никак не перерастет.
Папу Аня не видела никогда. Анина мама пила. А когда не пила, спала — прямо на полу. Не снимая старую дублёнку и резиновые сапоги. А ещё Анина мама регулярно рожала детей и отдавала в дом малютки. Говорила, что Ани и Аниного младшего брата ей достаточно.
Когда мы вошли в комнату, очередной младенец лежал в кроватке на старом матрасе. У кроватки были сломаны бортики.
— Завтра его заберут, и я смогу ходить в школу, — Аня, кажется, сказала, что ребенок в кроватке — мальчик. Но я не уверена. Меня отвлекали тараканы, которые рыжими тучками ползали везде: по паркету в каких-то липких пятнах по бетонным стенам, выглядывавшим сквозь проплешины выцветших обоев, даже по ножкам детской кроватки. В комнате, в которой из мебели были ещё матрац на полу и несколько табуреток, так сильно воняло табаком, что мы с девочками стали кашлять и не могли остановиться. С потолка на длинном проводе свисала лампочка. Оказалось, она перегорела ещё год назад.
Действительно, на следующий день Аня вернулась в школу. Быстро нагнала пропущенные темы, написала контрольную по математике лучше всех в классе. Приближалось 8 марта. Лидия Ивановна поручила Ане выступить на школьном концерте со стихотворением про маму. Аня декларировала со цены про материнскую любовь и заботу, а закончила выступление импровизированным "Спасибо!", которое предназначалось всем мамам этого мира и Аниной тоже.
Аня делала вид, что мы никогда не навещали ее в квартире с тараканами и не видели, как ее мама спит на полу. И мы согласились на ее условия. Правда, когда нам готовили дома бутерброды в школу, мы просили сделать на один больше.
Я слышала, что Аня закончила школу с серебряной медалью. Сама я выпускалась уже в другой школе, в другом районе, куда в конце десятого класса переехала с родителями. Как сложилась жизнь Ани после школы, я не знала, пока... не увидела ее в маршрутке.
Она сидела напротив меня — в обнимку с мужчиной. Обручальные кольца на их руках так блестели, что несложно было догадаться: молодожены. Она все время смеялась, глядя на него. А он через слово целовал ее: то в волосы, то в шею, то в щеку. А то брал в свои огромные ладони ее крошечную руку и любовался каждым пальчиком...
Аня мало изменилась. Хотя, конечно, на десять она уже не выглядела. Можно было дать все шестнадцать...
Я закрылась книжкой, делая вид, что читаю. Но за обложкой я плакала. Плакала, что Аня выжила. Плакала, что она смеётся. Плакала, что одна безысходность не повлекла за собой другую безысходность. Кто не верит в чудо? Да вот оно происходит! Прямо сейчас!. В семь часов вечера в обычной районной маршрутке, стоящей в пробке на одном из шоссе серой осенней Москвы.
— Ок-но, — ребенок, который все время спал на руках у женщины, которая сидела справа от меня, проснулся и тут же решил развивать речь, называя все, что видит.
— Ма-ши-на, до-ро-га, лам-поч-ка, руль, дверь, — без пауз малыш выдавал слово за словом.
— Дя-дя! — произнес он и указал пальцем на спутника моей школьной подруги. Тот в ответ улыбнулся и, не переставая смотреть на ребенка, начал что-то шептать на ухо Ане. Услышав первые слова, Аня напряглась, в глазах появился страх. Она резко подняла свою голову с его плеча, выдернула свою ладонь из его рук и не скрывая раздражения ответила мужу голосом учителя, который устал объяснять одно и то же:
— Сколько можно это обсуждать? Мы же договорились. Никаких детей. Никогда!