Весной птицы приобретают особое значение. Они украшают теплохладные апрельские утра своим пением. Любопытная метаморфоза – каждое утро птица превращается в музыкальный инструмент, одушевленный органчик, который согревает малосолнечный весенний воздух медовыми мелодиями.
Весна ходит тихо, нежными стопами. Как и осень, это гибридное время, купаж, прелюдия, полу-зима, полу-лето. Сушь и сырость перемешались – так пахнет стакан холодной воды в июльский полдень. «Ты видишь аромат? – дыханьем слышу». Я хотела вымыть балкон, который занесло пыльцой и липкой африканской пылью, но соседка, госпожа Васо, меня остановила:
– Погоди, рано еще. Дай дождям пройти.
***
Прокопий модничал на театроне. Нарядился в высокие ботинки на шнуровке, выкрикивал притворно-жалобно: «У меня всего один килограмм сардин, а я хотел бы иметь сто!», поддерживая каждую фразу пластическим и мимическим комментарием, проще говоря – кривлялся и танцевал.
– Не жмут котурны? – поддел его Перикл, на визитке которого значилось «Перикл Стаматиу, профессиональный продавец свёклы и моркови».
– Анчоус какой-то слабый… – напряженно вглядываясь в рыбу, привычно сомневаясь, проговорила госпожа Марфа.Прокопий взорвался, как пистон, даже задымился от возмущения.
– Не слабый, а свежий! Посмотри – он все еще голубой от моря!
– Ох, ну ты и великий... – сказала Марфа.
– Кто, оратор? – самодовольно перебил ее Прокопий.
– Великий говорун! – усмехнулась госпожа Марфа. – Ладно. Взвесь мне килограмм!
***
Нектарий и Апостол продолжали свою коммерческую дуэль.
– Наступила новая эпоха! – орал Апостол. – Я привез свежий лук из Лаконии!
– И что, по-твоему, достаточно свежего лука, чтобы началась новая эпоха? – язвительно уточнил Нектарий.
– Нет. – не моргнув глазом, отпарировал Апостол. – Недостаточно. Но у меня есть еще и свежий чеснок!
***
– А где Манолис? – спросила я Прокопия.
– Отдыхает.
– В базарный день?
– Ну да. Сегодня покупателя мало, рынок тихий. Все оживятся к Пасхе. Вот он и набирается сил к Страстной.
– А вы почему приехали?
– Я слишком обожаю агору.
– Серьезно?
– Абсолютно! – Прокопий стукнул себя кулаком в грудь. – Я привязан к агоре, как… цветок к горшку!
***
Госпожа Аспасия покупала курицу в мясной лавке на колесах. Мясник, здоровенный высокий мужчина, с толстыми, обнаженными по локоть руками, предложил ей несколько на выбор. Аспасия ткнула пальчиком в ту, что показалась ей «поживее». Мясник смиренно поклонился и спросил:
– Сделать ей «ботэ»?
– «Ботэ»? – не поняла Аспасия.
– Ну, ощипать там, подрезать тут, – мясник интимно понизил голос. – Все женщины любят «ботэ».
***
– Здравствуйте! – громко поприветствовал Григорис госпожу Мирто, которая остановилась у его прилавка.
– Я только посмотреть, – засмущалась госпожа Мирто.
– Так и я только поздороваться, – Григорис прижал руки к сердцу в знак бескорыстности своих намерений.
***
Нектарий взвешивал яблоки какому-то господину.
– Так… Два килограмма. Тебе со скидкой – полтора евро!
– А почему у него есть скидка, а у меня нет? – заревновала госпожа Алкистис, которая только что купила объемистый мешок «трипольских».
– Потому что он – друг моего друга Панайотиса! – объяснил Нектарий и положил еще парочку яблок в сумку Алкистис. – Держи! Не всем так в жизни повезло!
***
Прокопий с Периклом пили белое вино.
– Лей громче! – командовал Периклу Прокопий. – Вот скажи нам, Катерина, – церемонно обратился он ко мне, – как называется человек, который пьет дома один?
– Ммм, алкоголик? – предположила я.
– Фу, как технократично, Катерина! – поморщился Прокопий.
– Мысли шире, мысли как поэт. Это мужественный человек, философ!
– Почему философ? – удивилась я.
– Потому что он пьет вино, но избегает праздника!
***
Платон писал, что человек, хоть и считается одним и тем же лицом, на самом деле постоянно меняется, обновляется, теряет, приобретает – и в душе, и в теле. То же происходит с миром вокруг нас. Скоро весенние краски выгорят, воцарится лето. Пока мы стоим в тамбуре и с нетерпением ждем станции. Ожидание – самое важное время. Это узел жизни, ежегодная тихая воронка, в которой, не прекращаясь, кружится бессмертие.