Когда мой четырехлетний сын хотел быть доктором, он постоянно бинтовал мне руки и голову, укладывал полежать (моя любимая часть игры) и делал «коль!» тупым карандашом то в мою ягодицу, то в локоть. Я так и не поняла, от чего зависел выбор места для укола. Иногда мне казалось, что от погоды за окном. А иногда — от одежды на мне. То есть футболка, обнажавшая руки, словно сама намекала, что нужно воспользоваться моментом и сделать «коль» в локоть, а лучше в оба локтя сразу.
Потом доктор отметил пятилетие и решил стать поваром. Начался период бесконечных салатов, которые сын делал из всего, что находил на кухне. Ведь главное в салате что? Правильно! Перемешать ингредиенты! Так хорошенько перемешаешь, что родители обнаружат среди огурцов и зелени крупинки сырой гречки лишь тогда, когда… папа сломает зуб и побежит к стоматологу с самой острой болью.
А еще мы с мужем все время ели бутерброды. Сын настолько часто ими нас угощал, что мы стали прятать от него хлеб. Тот самый хлеб, который он резал такими огромными кусками, как будто у нас гигантские челюсти, и эти челюсти выпирают сильно за пределы наших лиц, и мы своими ротищами обычный аккуратный бутербродик не заметим. А вот высотой в трехлитровую кастрюлю – наш размерчик.
Но как только сыну перевалило за шесть, он отбросил банальности и объявил нам утром в субботу: «Мама! Папа! Я — фокусник!». «А я думал, смерть пришла», — прошептал мне на ухо сонный муж, с которым мы еще только планировали просыпаться, а тут перед нами возник завернутый в белую простыню ребенок с карандашом, названным волшебной палочкой.
Фокусник хотел много волшебства. И чтобы сразу. И чтобы взрослые помогли наколдовать что-нибудь, но при этом они же, как только это «колдовство» к ним применят, ни о чем не догадывались и глупо хлопали глазами, охая, ахая и прославляя ловкость рук великого шестилетнего фокусника. Чтобы вы понимали, в этих ловких руках не помещался веер даже из пяти игральных карт. Узелок на ленточках эти ловкие руки тоже завязать не могли, и тогда рот фокусника, вместо красивого «Сим-салабим!» выдавал брутальною заклинание «Блин-елки-палки-не выходит!». Мы даже смастерили коробочку с двойным дном, которую нужно было аккуратно открывать, чтобы не сломать, и сын пытался, как мог, но потом придумал засунуть в нее плюшевого зайца, который был больше коробочки раза в три. В попытке залезть в коробку заяц потерял ухо и хвост. А когда его голова болталась на соплях и он почти влез, коробка пошла в раскоряку и в волшебстве участвовать отказалась. Фокусник поплакал над ней минут десять, а потом потребовал:
— Купите мне настоящий набор для фокусов! Как в цирке. А то я как будто не фокусник, а какой-то дурак с карандашом.
Муж кивнул. Заверил меня, что настоящий набор фокусника увлечет сына, а нас избавит от необходимости принимать активное участие в волшебстве. И вернулся из магазина с огромной коробкой со всякой волшебной ерундой.
Ерунда предназначалась сыну. Но кое-что из коробки – его родителям. Чтобы ерунда перестала быть «какой-то фигней», «а что это за колпачок?», «а зачем эта баночка?», нам предстояло изучить инструкцию.
Кто составлял эти инструкции по одурачиванию людей слипшимися игральными картами, разрезанными пополам шариками для пинг-понга и плохо открывающимися мини-комодиками с ящичками, у которых есть скрытое дно?! Ящички заедают, скрипят, но этот фокус, когда ты кладешь на их дно монетку, а потом ее там нет, и ты делаешь удивленное лицо и начинаешь искать монетку под столом и на потолке, - все равно самый понятный из всех.
— Где справедливость? — возмущалась я. — Почему волшебная палочка в коробке есть, а заклинания, чтобы взмахнуть ею — и фокус виртуозно исполнился сам собою без вот этого «погоди минутку», «подержи тут», «а если мы попробуем так?» — нет?
Пока муж дочитывал инструкцию, я сшила юному фокуснику черную мантию. Потом мы с мужем доводили фокусы до автоматизма, а сын скакал вокруг нас возбужденным пони. Мантия эффектно развевалась за его спиной, и он даже не заметил, как его мама, собираясь почти по-настоящему оторвать себе большой палец правой руки, училась дуть три раза так, чтобы покрывающий руку красный платочек «взлетел бабочкой».
Да-да, в инструкции так и написано: «Платок взлетает бабочкой, вы незаметно отрываете палец и бросаете его за спину». Пожалуй, это самое виртуозное сочетание трогательной романтики и хладнокровного хоррора в одном предложении.
Я издала крик, в котором попыталась выразить боль и ужас человека, добровольно отказывающегося от пальца. Потом дунула на покрывающий палец платочек, но бабочка в нем, видимо, сдохла. Тогда на платок дунул мой муж. И он же ловко сорвал резиновый палец, надетый на мой настоящий. Палец улетел за шкаф. И…лежит там до сих пор. Мы, конечно, сперва собирались двигать мебель, но пока обсуждали, как сделать это без посторонней помощи, сын, рассматривая на себе мантию, попросил:
— А давайте сделаем из нее шторку для театра? Я же так хочу быть актером. Вы разве не знаете?
…Вы любите сказку «Репка»? Премьера уже завтра. У нас дома, в углу между диваном и этажеркой. Я буду репкой. Правда, по первому образованию я — фокусник. Не верите? Лезьте за шкаф. Там доказательство.