— Это все из-за тебя! — сын бросает обвинение мне на прощанье вместо «Пока, любимая мамочка!» и громко хлопает дверью. Причина его раздражения – перчатки, которые он накануне потерял во время прогулки с друзьями. И конечно, моей вины в потере перчаток нет. Как не было ее, когда сын разлил на себя вишневый компот. Как не было ее, когда он забыл отправить учителю реферат в срок и ему его не засчитали. Как не было ее, когда он проспал и опоздал на контрольную. Уверена, я и сама не в курсе, в чем еще меня обвиняет сын. Не удивлюсь, что даже в том, что ему приснился плохой сон или что попалась слишком твердая конфета.
Говорят, когда человека кто-то вспоминает, он икает. Если так, то я даже дышать не должна – только икать. Каждый раз, когда неудобно, неприятно, не вовремя, обидно, не везет или просто проснулся в плохом настроении, сын говорит: «Мам, из-за тебя!». Или: «Это все ты, мам!». Или так: «Я так и знал, мам!».
Обидно ли мне? Еще как!
Готова ли я терпеть обвинения бесконечно?
Ни в коем случае.
А сколько готова?
Ну, пока держусь. Выплескиваю свои эмоции на подругу-психолога и как будто даже легче, когда узнаю, что подростки обвиняют самых близких людей не столько потому, что им нужны козлы отпущения, а мы, такие любящие, внимательные и заботливые, безропотно на эту роль соглашаемся. Сколько потому, что… любят нас. Это конечно странно, но через обвинения проявляется их подростковая любовь. Колючая, как сами подростки, эта любовь, скорее морозит, чем греет. Но как только будет преодолен «подростковый пик», тепло вернется. А еще, обвиняя нас, подростки как бы говорят: мы знаем, вы, родители, любите нас беспрекословно, вопреки всему; с вами можно расслабиться, вести себя не как положено в обществе, а как требуют наши гормоны и характер, который именно сейчас о-го-го, но скоро и он станет вполне себе терпимым. Обвинения подростков – это про доверие. Что вот мама мне настолько близка, что с ней можно не стесняться, она все поймет правильно и… простит. Ведь за раздражением, невниманием и наглостью подростка мама все равно разглядит ранимого, доброго, нежного ребенка.
— Терпила! — дурацкое слово, которое очень подходит к описанию моего нынешнего состояния.
— Гавань, — поправляет меня подруга-психолог. – Ну, или берлога… Короче, домик. Помнишь, как в детстве говорили: «Я в домике, меня не трогать, меня нет!»? И ничего тебе не угрожает, когда ты в домике.
— Допустим, ему хорошо. Он в тепле и никаких опасностей. Но и у меня же нервы не железные. А я могу быть виновата даже в том, что испортилась погода. Или что из-за ремонта у соседей во всем доме на пару часов отключили электричество.
— Смотри иначе. Он – расслабляется. Он с тобой, какой есть. Никаких хороших манер, показательного воспитания, образцового поведения. Он настоящий с тобой, потому что ты настоящая с ним, - подруга отрезала мне еще один кусок шоколадного торта. И еще один – для моего сына, который, мы слышали, вернулся из школы.
Сын появился в гостиной мокрый с ног до головы. И пробубнив «Здрасьте!» тут же выдал мне с претензией:
— Вообще-то там дождь мама! И ведь в прогнозе его не было!
«Я тучи разведу руками…», — непонятно, из каких поворотов памяти всплыл в голове этот музыкальный хит. С мокрыми взъерошенными волосами мой сын был похож на воробья, который только что подрался с вороной и даже победил.
— Мой руки, переодевайся и садись с нами пить чай. Тут твой любимый торт, _ я делала «домик» сына уютнее и хлебосольнее. И он подобрел.
— О, с орешками! Обожаю! — сын плюхнулся на диван. Его настроение улучшилось. Накладывал в чай сахар и просыпал. И я не виновата. Стукнулся локтем об угол стола, но не больно. И я не виновата. Испачкал шоколадом пальцы. Но облизал и… Я не виновата.
«Неужели «подростковый пик» пройден? Неужели дождалась?» — я не могла поверить своему счастью. От переизбытка чувств потянулась обнять моего замечательного мальчика, который, наконец, вернулся. Такой спокойный. Такой мягкий. Такой добрый. Как же я его заждалась!
— Какой ты стал огромный, — мне пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до шеи сына. Чтобы мне было легче, сын наклонился и… опрокинул свою чашку с чаем. Да-да, на сухие чистые джинсы. Он еще ничего не успел сказать, но по его взгляду я сразу поняла: «А, нет, показалось. Как раз сейчас самый «пик». Еще немного надо потерпеть».
— Я. Я кипятила чайник. Ну не заваривают чай в холодной воде. Уж прости.