Почти все, что было у меня в детстве, я получила в наследство. Донашивала за старшим братом одежду и обувь. Как и он, терпеть не могла колючий свитер, связанный бабушкой из такой толстой мохнатой пряжи, что создавалось ощущение: ты покрыта второй кожей, но она не до конца прижилась. Она щекочет. Собирается складками под мышками. Холмами поднимается на спине, и если надеть на свитер ветровку, которую брат носил не слишком аккуратно, так что она зашита сразу в нескольких местах, будет казаться, что под курткой на спине ну не то чтобы горб — горбик. Маленький такой холмик, из-за которого мама постоянно делала мне замечание: «Прекрати сутулиться, спину испортишь». Когда я тоже выросла из свитера, моя двоюродная сестра, которая была младше меня на три года и донашивала одежду уже за мной, заподозрила неладное.
— Ой, рукава тебе уже коротки, — запричитала она. – И вообще он такой куцый. Ты скоро не сможешь его натягивать. И отдадут мне. Но я не хочу ходить с горбом на спине!
Сестре повезло. Свитер ей не достался. Я упала с велосипеда, зацепилась рукавом за ветку, и свитер разорвался. Находчивая бабушка, вздыхая, распустила его и перевязала в шарф – такой длинный, что ребенок в нем просто утонул бы. Шарф пришлось носить папе. Но я-то знала, при любой возможности папа шарф надеть забывал.
Но если с одеждой везло редко, и меня, в спортивных костюмах брата, в его шапках-петушках и немарких дутых пуховиках постоянно принимали за мальчика, то с остальным наследством как раз везло. Например, я знала, что если немножко потерплю, то брат удлинится еще на десять сантиметров и скажет, что велосипед под его рост больше не подходит. И велосипед отдадут мне. Как отдадут его скейт, роликовые коньки и даже пенал с застежкой-магнитом, который брат изначально не оценил. Он никогда не складывал в него ручки и карандаши. Они так и лежали кучей на дне его портфеля, а я радовалась: значит, пенал со слоником на крышке достанется мне совсем новым. Красота!
Даже в письмах Деду Морозу я не видела смысла перечислять подарки, которые хочу получить под елочкой. Потому что все, что мне нужно, всегда было у брата. Поэтому крупными печатными буквами я каждый год писала одно и то же:
— Пусть Андрюша поскорее вырастет.
Пусть! И голова вырастет! Мне нравилась его кепка. И ноги! Я с ума сходила по его красным кедам. И руки! Мои варежки промокали, а его – нет.
Уже когда мы с братом стали взрослыми, мама нашла мои письма Деду Морозу. Хохотали над ними всей семьей. После нескольких лет отсутствия смог, наконец, вырваться с работы и приехать из другой страны брат. Пока мы не виделись, он отпустил бороду. Сменил джинсы на офисные костюмы. Пользовался каким-то терпким парфюмом и постоянно отвлекался на телефонные переговоры с клиентами, поставщиками, начальниками отделов…
Я, конечно, по-прежнему знала его во всех подробностях. И родинку на подбородке. И шрам на запястье – в четырнадцать разбил банку с вареньем и сильно порезался. И как он, словно кот, жмурится, глотая чай. В который, сколько его помню, всегда кладет три ложки сахара и дольку лимона. Но в то же время в доме нашего детства уже не было мальчика, который вечно ворчал, что в холодильнике закончилась колбаса. Который с утра до ночи играл на гитаре «Звезду по имени Солнце». Который однажды подсунул мне, уже старшекласснице, книжку Довлатова со словами «Тебе понравится», и я сразу поняла, что это про доверие, про то, что со мной можно делиться, не сомневаясь, что я в той же лодке.
На черно-белых фотографиях, которыми родители украсили стены гостиной, когда мы с братом уехали в собственные квартиры, Андрюша то катался по двору на трехколесном велосипеде «Гном-4». То стоял рядом, по-отечески обнимая за плечи меня, запустившую удочку в ручей. То гладил котенка, которого мы с ним подобрали во дворе, назвали Сеней, а потом, когда Сеня родил котят, переименовали с Есению.
— Слушай, а что бы ты загадала Деду Морозу теперь? Ну, когда я уже вырос и вряд ли вырасту еще больше, если только состарюсь, — взрослый брат смотрел на меня все теми же глазами, в которых и смех, и любопытство, и хитринка. Всегда поражалась, сколько эмоций он умеет выражать одним только взглядом.
— Чтобы ты снова стал маленьким, — я понимала, что несу чушь. Но я в детстве часто говорила всякое, он наверное привык. – И чтобы опять ты отдал мне свой свитер. Помнишь, тот, который бабушка связала. Зеленый…
— Как забыть! – брат засмеялся. – Вот ты вспомнила, и я сразу зачесался.
Он повернулся ко мне спиной:
— Можешь проверить, горб не растет?