"Мама, это ты виновата!", "Мама, это из-за тебя!", "Ну мааам!". Эти фразы с недавних пор заменили мое имя. Причем, незаметно и очень неожиданно. В какой-то момент в доме стали звучать только они. Канули в лету "пожалуйста" и "спасибо", "мамочка" и "мамуля". Словно вот была я, внимательный заботливый человек, которого считали даже умным. С которым советовались. Которому доверяли. С которым делились проблемой, чтобы получить поддержку, а не обвинить в ней. А потом этот человек как будто уехал куда-то на другой конец Земли. А взамен себя (точнее, той меня) прислал другого. Который вдруг ничегошеньки не понимает, делает всё на зло и радуется неудачам. Да что там неудачам. Мизерным неприятностям - и то злорадно аплодирует.
— Меня позвали на день рождения, а не в чем идти. Мам, почему мы не пошли в выходные за новыми джинсами?!
— Мам, кроссовки порвались! Я так и знала, мам. И какие кроссовки мне теперь надевать в школу, мам?
— Этот надоедливый комар всю ночь не давал мне спать. Мам! Как он вообще залетел на наш 5 этаж?
— Мам, кофе такой горячий, я обожгла язык!
— Мам, где мои носки, которые точно были на этой полке?
— Мам!
— Мааам!
— Ну мааааам!
И ясно, что не ты приглашаешь в квартиру надоедливого комара. И не ты прорезаешь дырки в кроссовках дочери, пока никто не видит. И не ты придумала, что кипяток — горячий. И носки на полке ты не трогаешь, потому что уважаешь личное пространство, в комнату подростка не заходишь без стука, свои порядки давно не наводишь... Короче, не ты, но — ТЫ!
— Мам, почему в августе такая жара?
— Мам, ненавижу прыщи, у Маши их нет, а у меня — полно, мам!
— Мам, ну сколько можно?
— Мам, давай не сейчас!
— Мам!
— Мааам!
— Ну маааам!
— Не поверишь, я уже с утра в чем-то виновата. То в том, что зубная щётка упала за комод в ванной. То в том, что вода в кране никак не настраивается на теплую. То в том, что погода пасмурная, спать бы и спать, а нужно идти к первому уроку, — жалуюсь я подруге, которая, вот везение!, по образованию детский психолог.
— Понимаешь, это такой возраст. Когда ты достаточно вырос, чтобы быть недовольным, но не достаточно, чтобы справляться с этим недовольством самостоятельно. К счастью, есть важный плюс, — обнадежила меня подруга. — Дочь очень тебе доверяет.
— Настолько, что всегда уверена: закончились в ручке чернила? Порвались колготки? Пригорела пицца? Мааааам! Это все из-за тебя! Нет сомнений, что "постарался" именно ты...
— Просто знает: ты так сильно любишь, что выдержишь...
— А если не выдержу? — возмущаюсь я. Мне и правда надоела моя новая роль. Я на нее не согласна. Можно вернуться к "мамуле"?
— Конечно вернёшься! Не успеешь оглянуться, как быстро снова ею станешь! — подруга обняла меня, но в бочку этого восхитительно-сладкого вязкого липкого меда добавила-таки ложку противного дегтя:
— А там будет уже другая проблема. И тоже покажется неразрешимой и бесконечной. Ты что, не помнишь себя в четырнадцать?
— Помню. Я была нормальная, — заявила я, потому что точно не устраивала своим родителям такие "Ну мааааам!".
Правда, я влюблялась с утра до вечера. В понедельник плакала по Пете, в среду мечтала о Вадиме, а в пятницу писала в дневнике всякие нежности про Лёшу... Не то, чтобы я считала это проблемой. Скорее наоборот. Именно благодаря первым чувствам я стала сочинять стихи и поступила в художественную студию - учиться рисовать портреты своих пассий, чтобы дарить им на дни рождения и новый год и оставлять в сердцах незабываемые следы.
"Я никого, кроме себя, не мучила любовными переживаниями. А меня все время обвиняют", — с этими мыслями я вернулась домой и увидела заплаканную дочь за письменным столом, что-то строчившую на листе A4. Как оказалось, она писала свой первый стих о любви:
— Мамуль, хочешь послушать?
В этом стихотворении было все, что отличает первый подростковый стих о любви от любых других стихов: рифма "любовь-кровь", многочисленные "навсегда" и "никогда", слезы и эпитеты. Но я никак не могла сосредоточиться на смысле стихотворения не потому, что он, как любой подростковый шедевр, прятался за эмоциями, но потому, что вцепилась в такое долгожданное "Мамуль, хочешь послушать?" и никак не могла отцепиться.
"Мамуль".
Нет, вы слышали?
Ура, мамуля вернулась!
Вернулась, чтобы успокаивать плачущую от безответной любви дочь. Вернулась, чтобы не спать с ней ночами, выслушивая бесконечные монологи о том, что жизнь очень несправедлива. Вернулась, чтобы уговаривать идти в школу, хоть "он там и ему нравится Вика". Вернулась, чтобы, когда заплаканная дочь, наконец, успокоилась и уснула, фонариком на телефоне, как настоящий сепермен по имени Мамуля, вычислить в темноте этого надоедливого комара,прихлопнуть его и шепотом поздравить саму себя, стоящую босиком в клетчатой пижаме в центре детской комнаты: "С возвращением, Мамуля. Очень тебя не хватало!"