На мою восьмилетнюю дочь первая любовь обрушилась во время экскурсии с классом по ВДНХ. Где-то между аркой главного входа и поворотом к колесу обозрения. Звоночки любви дочь уловила еще в школьном автобусе, когда Саша, вобщем-то такой себе ученик, но зато лучший футболист во всей начальной школе, как-то ласково посмотрел на нее и предложил:
— Хочешь доесть мой мандарин? А то он уж очень кислый…
У нас в роду все женщины падки на доброту и щедрость. И даже если у тебя всего-то тридцать пятый размер ноги, рост — до маминого плеча, а на кончиках косичек — резинки с плюшевыми единорожками, когда тебе вдруг ни с того ни с сего предлагают целую треть мандарина, ты таешь… Вот дочь и растаяла. И вместо себя должна была привезти домой огромный океан воды. Потому что она вообще не помнит, о чем рассказывали на экскурсии. Только и делала, что таяла. И таяла. И таяла.
— А потом, мамочка, представляешь, он такой говорит: «Я боюсь высоты!». И разрешил мне ехать первой на аттракционе. Какой уступчивый, да? – откуда-то из внутренних запасов дочь вытащила очень много красивых слов. Саша был и мягким («Мы баловались, бегали друг за другом, он случайно в меня врезался, а мне совсем не больно!»), и талантливым («Он знает больше всех анекдотов про «Маленького мальчика»), и мудрым («Ирина Васильевна сказала, что Саша не умеет себя вести и с ним сплошное наказание, а он и не спорит, мам, представляешь?»). А еще Саша, конечно, был красивым:
— Если бы ты видела, мамочка, как у него оттопырено правое ухо! Как будто оно немножко шляпка, представляешь? – дочь закатывала глаза и артистично вздыхала. А потом, чтобы поразить меня окончательно, добавляла:
— И еще, когда он улыбается, у него улыбка идет немного в сторону. И он выглядит с такой улыбкой веселым и грустным одновременно. Ты так умеешь?
— Не умею, — пожимаю плечами.
— И я не умею, — признается дочь. – А Саша – умеет! Он вообще, очень способный. Когда мы кидали камни через забор, он закинул дальше всех. И из жвачки он надул такой огромный пузырь, что когда пузырь лопнул, прилип даже на его челку. А еще в него помещается очень много жидкости. В автобусе он сперва выпил всю воду из своей бутылки. А потом – весь мой чай, который ты дала мне в термосе.
— Весь? – уточняю.
— До последней капли! — кивнула дочь.
— И не оставил тебе даже глоточка? — Саша открывался мне с другой стороны.
Дочь поняла, что она вот-вот подведет Сашу, и в моих глазах ее пассия окажется не таким уж щедрым и добрым. Она минуту думала, как репутацию Саши спасти, и придумала:
— Мамочка, в автобусе не было туалета. Саша пил и за меня, и за себя. И потом терпел за нас обоих. Я же говорю, он самый лучший!