Артем в деревне, я в Москве, разговариваем по телефону.
— Ты представляешь, пап, в хозяйственном на площади жвачки по рублю, а в «Пятерочке» большая «кола» тридцать рублей, а мама обещала мне дать красненькую (тут я напрягся, потому что «красненькой» в моей юности называли портвейн, но выяснилось, что Артем имел в виду пятитысячную купюру), а ты видел ролик про панду в тик-токе? А мы с Максом разбили стекло в заброшенном доме, а дом, прикинь, оказался незаброшенным, и оттуда выбежал какой-то дед и за нами погнался, но мы были на великах, а он на тачке (с тачкой? на тачанке?). А Ева спросила мой номер телефона, а я не знал, что ответить, потому что телефона у меня ещё нет.
Я слушал это юное щебетание с бесконечными фольклорно-сказочными «а» вместо логических связок, излишних в эпосе, и вспоминал собственное детство, как на машине времени прокатился.
И фруктовое мороженое в киоске за семь копеек, и коктейль из пломбира в кулинарии, и монетку в двадцать копеек, полученную от родителей, которую я сразу разменивал в автомате метро на солидные купеческие пятаки, и обсуждение «Тайны третьей планеты», впервые показанной по телику, когда мне было ровно столько, сколько Артёму сейчас, и то, как мы с ребятами разбили стекло в заброшенном подвале, и в живописном проёме среди осколков показалось голова в фуражке, сказавшая знаменитую рязановскую фразу «здравствуйте, удачливые мои», и мы, конечно, не знали, что она рязановская, как не знали и того, что в этот заброшенный подвал накануне въехал опорный пункт охраны порядка, и Катюшу Морозову, спросившую мой номер телефона и услышавшую в ответ 03, единственный номер, который я тогда знал наизусть.
Вечные ценности детства. Жвачки и девочки. Альфа и омега счастья.