Удивляетесь, что еще совсем недавно ваш ребенок целыми главами цитировал наизусть любимые книги, а в школе его словно подменили? Давайте удивляться вместе! Потому что у меня есть сын-третьеклассник. Все лето он повторял таблицу умножения, выдавая мне правильный ответ каждый раз, когда проезжал мимо на велосипеде. А стоило вернуться в школу, как на первом же тесте по математике поучил двойку и прокомментировал: «Просто я немного подзабыл эту таблицу умножения, понимаешь, мам?».
И что ответить?
С одной стороны, я, конечно, понимаю. Сама разве, не забыла, например, разные химические формулы, которые зубрила всю старшую школу? А стихи Ахматовой? Мне нужно было за неделю рассказать наизусть 12 стихотворений. Это называлось учителем «сдать Ахматову». Ахматова сдаваться не особо хотела, но я планировала поступать в гуманитарный вуз и с Ахматовой договорилась. Возможно, недостаточно. Потому что навсегда запомнила только два стихотворения.
С другой стороны, я отказываюсь понимать, как можно забыть то, что отлетало от зубов еще пару недель назад? Как можно помнить замысловатые названия всех динозавров (даже пахицефалозавра – пока записала, сверилась с гуглом ), перечислять на латыни 38 разновидностей улиток и ни разу не повториться, разбираться во всех персонажах трилогии Марвелл (даже второстепенных!) и помнить всю их «подноготную», но долго думать над вопросом: «Сын, сколько будет семь на восемь?» и в конце концов подсмотреть на обложку тетради по математике, на которой вся таблица умножения напечатана.
Вобщем-то, ответ прост. Ребенку не хочется забивать голову ерундой. А ерунда для него — это герои занудной басни, правила по русскому языку, дни недели, названия месяцев и вот эта вот таблица умножения. Так и хочется назвать нежелание ребенка запоминать важное обыкновенной ленью. Но ученые-нейробиологи со мной не соглашаются. Потому что уверены – способность забывать ненужное необходима для сохранения вида. По сути, забыть – это пожалеть себя, сохранить силы для важного и интересного, выжить в потоке информации настолько, чтобы еще долго-долго шагать дальше. Шагать из третьего класса в четвертый, потом окончить школу и шагать в институт. Но даже после института шагать и шагать, двигаться и двигаться, расчищать место в памяти для новой информации, отказываясь от устаревшей, необязательной, лишней.
— Ты знаешь, мне ни разу не пригодилось знание о том, что в слове есть корень, приставка и окончание. А уж то, как их выделять, что окончание — это квадратик, а приставка — такая шапочка как перевернутая «Г» — это вообще зачем? — Много лет мой муж успешно руководит IT-компанией. И этот факт подсказывает мне, что его память давно разобралась с тем, что ей нужно сохранять, а что нет.
— Знаешь, что я лучше всего помню из школьной программы? «Индикатор лакмус красный кислоту покажет ясно». Знаешь, что при этом у меня было по химии? Еле-еле три! Знаешь, что этот стишок для меня не обладает смыслом? Я не понимаю в нем целых два слова. И я спокойно бы жила без него, если бы Нина Сергеевна, химичка, не пригрозила моей маме, что за двойку в четверти меня оставят на второй год, – это уже из воспоминаний лучшей подруги. Она владеет сетью магазинов одежды и точно помнит, кто ее заказчики, когда ожидать поставок, сколько налогов платить, когда объявить распродажи… «Индикатор лакмус красный…» в ее памяти явно лишний. Но он держится за нее из последних сил, чтобы, когда подруга устает и не может уснуть, какая-то глупость монотонно вертелась в ее голове и отвлекала от сложного рабочего дня.
Честно говоря, я прекрасно знаю, для чего мой сын копит свободное место в своей памяти. Для энциклопедий про пауков, для коллекционных марок, для Майнкрафта, для правил настольных игр, для названий новых супергероев. И чтобы место не только освободилось, но и хорошенько проветрилось, сын бежит домой из школы без оглядки и без цели и, видимо, именно поэтому так счастливо кричит и поет одновременно. Из его криков и песен я узнаю, что память сына, которую я же в детстве с восхищением называла «феноменальной», все-таки никуда из него не делась. Просто она брезгливо отказалась учить песенку про дождик, которую задала учительница музыки. Но охотно поет всякую рок-н-ролльную классику, которую ребенок слышит в папиной машине. Она не хочет выкрикивать неправильные английские глаголы, но выдает на всю улицу великое разнообразие сленговых словечек, которые сын слышал от старших брата и сестры. Она еще кое-как помнит таблицу умножения на три и четыре, но уже через пару часов забудет и их, потому что сын откроет книгу про Шерлока Холмса и, как в детстве сказки, первый же рассказ запомнит слово в слово. И вечером, засыпая, чтобы случайно не забыть, будет смаковать на языке его название: «Пестрая лента».