Ощущение, что жизнь неповторима, даётся нелегко. Гораздо проще поверить в серые, как под копирку, будни.
И вот вы вдвоём в парке, ребёнок у бабушки, и никуда не надо, и на ней то самое платье, в котором ты так любишь смаковать ее взглядом, и «жили они долго и счастливо», и вдруг ты все портишь каким-то никчемным упреком, и бытовухой, и мещанским мелкотемьем. И симфонический оркестр из соловьев, собранный специально для вас, исполнил впустую.
А потому что не поверил в неожиданное величие момента, потому что не готов к счастью, которое по своей природе внезапно, потому что думаешь, что прибудет нарочный и вручит пакет, а потом подвезут смокинг, и ты еше несколько раз успеешь отрепетировать речь.
Навстречу пара, совсем желторотики, сколько им — по восемнадцать? — и они идут, обнявшись, странно, словно на четырёх ногах, и когда эти двое входят в свет фонаря, я вижу, что они улыбаются, не глядя друг на друга, то есть ничего не продавая и ничего не покупая своей улыбкой, и парень неожиданно спрашивает у меня «который час», и это вопрос, который я не слышал уже лет тридцать, а девушка смеётся «Лёш, у тебя же есть часы в телефоне», и он спохватывается и извиняется, и старина Грибоедов, внезапно живой и здоровый, аплодирует им из темноты.